я убирал Мышкина в его коробчонку.
Кот возмущенно цеплялся коготками за одежку, не желая вновь оказаться под крышкой, но его восстание было мной проигнорировано.
— Тебя посодют, а ты не мурлычь, — пробормотал я, закрывая туесок и убирая его за пазуху. ("Берегись автомобиля")
— Идеальный ашшорский князь, — буркнул я. — Всех-то желаний, чтобы царь ему что-то дал, даже если не по пасти кусок, а сам будет только спать и гадить.
— Для вас и князей солдатами уже накрыт дастархан, извольте откушать.
— Откушать — это можно. Коли царь сыт, так и подданным легче, — ответил я, поднимаясь.(Коли доктор сыт, так и больному легче. "Формула любви")
Хорошо все же быть царем — никто работать не заставляет…
Лексик, князь Баратиани, был одним из немногих, кто держал сторону царевны Валиссы. Не потому что рассчитывал на какие-то преференции в случае ее регентства, а оттого что являлся принципиальным идио… Храни его Солнце, князь ставил закон превыше собственной выгоды, я хочу сказать.
В общем, вернулся Тумил только под утро, слегка трезвый, взъерошенный и зацелованный до полусмерти.
И, убаюканный приятными мыслями о доходах казны при секуляризации церковного имущества, уснул сном праведника.
Оказался он для архипастыря столицы провинции неприлично молод — лет так восемнадцати на вид. Еще и сединой не обзавелся, а уже босс — не иначе благородных кровей. Ну или ума недюжинного — такое тоже бывает.
— Я тебе, почтенный, лучшего и привел. Это тебе один из первейших плясунов Корура, увезший с тамошнего танцовища уже целую кучу призов. Или не видишь ты, что он мой послушник? Или не разглядел на моей сутане знаков обители Святого Солнца, чьи монахи известны своей святостью? Да не хочешь ли ты сказать, что иноки наши недостаточно чудотворны? — Я наклонился вперед и, глядя смотрителю прямо в глаза, ласково добавил: — Прокляну. Отлучу от храмовых таинств.
- Хурам — вассал и дальний родич князя Арцуда. Ну и мой тоже, получается.
— Когда это кого останавливало?.. — задумчиво протянул я.
— Не только это, — ответил Зулик. — Знаменосец его приходится Хураму родным сыном. Вторым — первый заправляет делами поместья.
— Так бы и сказал, что кадр надежный, проверенный, и заложник есть, — буркнул я.
А я пообещал, что всех научу родину любить, и дискуссия затухла сама собой.
Хорошо быть царем — никто не спорит, никто не возражает… Нервов — сплошная экономия!
еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле — морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надежа, е-мое!
Да что ж это все повадились ко мне без стука врываться последнее время? А вдруг я тут какую грешницу приватно исповедую?
Хочешь знать, чем это вот, — я помахал свитком с «кондициями Анны Иоанновны», — закончится? Да тем, что вы без твердой руки все переругаетесь, потом передеретесь, а после этого соседние государства вас по одному передавят. Валиссе такие условия предложите, царевна-то — дура-баба, может, и согласится. Только когда она все же силу наберет и начнет вам как курятам башки откручивать, вы это… сильно-то не обижайтесь. Сами себе злобные болваны ведь.
Даже если б сговорились князья на местную какую Семибоярщину, длительность таких союзов исчисляется тем временем, которое надобно паукам, чтобы понять простую истину: «Оба-на! Мы в банке».
— И ты вовсе не думаешь, что теперь будет со страной?
— А что, страна думает о том, что будет со мной?
— Что ж теперь будет-то? — озабоченно спросил Тумил, когда мы вышли из трапезной.
— Пост скорби будет, не слыхал, что ли? — ответил я. — Жрать будем один раз в день, после захода солнца, и только по маленькой мисочке пустой каши, приготовленной на воде.
— Да я про смерть царя. — Слова про грядущую голодную неделю он, со свойственным его возрасту оптимизмом, всерьез не воспринял. — Что скажешь?
— Ну, если бы Каген еще не помер, я бы сказал: «Да чтоб ты, гадина, сдох», — ответил я, и пацан аж поперхнулся. — Погоди, через недельку священной голодовки ты будешь со мной полностью согласен.
— Блистательные не знают усталости, голода и боли, — подал голос Тумил.
— Конечно, ведь это они едут верхом, а не на них, — огрызнулся я.
Опасная это штука, заскучавшая женщина – никогда не знаешь чего она там себе наскучала.
Вот уж, воистину, мудрость приходит с годами, но пользоваться ей мешает старческий маразм.
Все же двигатель человеческой цивилизации это не наша любознательность, не развитой мозг, не разум и даже не духовность, а людские лень и жадность. Наиболее выдающиеся наши изобретения, такие как интернет и пульт для телевизора, созданы для того, чтобы человек мог получить желаемое не отрывая собственную задницу от дивана.
Все же, что ни говори, а самая лучшая национальная идея в истории, это ограбить соседа. Внутренние противоречия, что классовые, что внутриклассовые, на раз-два снимает, да еще и вертикаль власти от этого заметно тверже становится.
Величество, а тебе не стыдно? Ты ж монах. -- хитро улыбнулся парень.
—- Что ты такое несешь, балда? Мне -- и стыдно. Новый анекдот.
—- Величество, а ты часом не заболел? Он же гнида конченная!
—- Для царского секретаря сие скорее большое достоинство. -- флегматично ответил я, проглядывая корреспонденцию. -- Это ты, добрая душа, непочтительного надоеду пошлешь ко всем друджам, да и забудешь. А он и запомнит, и припомнит, когда время придет, и о подозрительном поведении непременно накляузничает.
—- А Мировая Гармония от такого его поведения, она как, не нарушится? -- хмыкнул Тумил.
—- Да ни в коем случае. -- ответил я, не отрываясь от документов. -- Наоборот, лишь укрепится, ибо такая сволочь как Люкава, она нам богами в качестве испытания послана.
Вот послал же Солнце в невестки такую курицу... Нет, ну Солнце бы такую не послал!