Я вспомнил наши стулья. Очень красивыми я бы их не назвал, но всё-таки мне они казались красивыми. Особенно после того как мы с папой покрасили их в голубой цвет. Интересно, кто будет сидеть на них в Германии?
Я шёл по тёмной стороне улицы, куда не падал лунный свет, и старался держаться как можно ближе к стенам. Папа учил меня: «Время от времени останавливайся и слушай. Послушал — посмотри по сторонам. Оглянись назад, посмотри вверх. Опасность может подстерегать где угодно, не только впереди».
Я пару раз видел, как они смазывают петли на воротах маслом, чтобы не скрипели. А один раз, когда дворник не хотел открывать калитку, по- тому что стук был неправильный, я услышал, как пришедший сказал: — К доктору, мил человек. И тогда дворник дал ему войти. Я почему-то запомнил эту фразу.
Если я хотел узнать, который сейчас час, я заглядывал через бинокль в квартиру сумасшедшей. У неё были большие часы с маятником. Правда, они не всегда ходили. Но если она не забывала подтянуть гири, то я мог ориентироваться по звуку их боя, даже не глядя на циферблат: они били каждые пятнадцать минут.
Папа всегда говорил, что все мы люди, независимо от того, какого цвета у нас кожа, какой формы нос и в каких богов мы верим.
Люди не должны убивать друг друга. Люди должны помогать, спасать и исцелять. Убить другого человека - это самое чудовищное преступление, которое, как это ни ужасно, в наше время совершается повсюду всё чаще и чаще. Но если ты защищаешь родных или близких тебе людей, если ты защищаешь свой город, свою страну или даже просто пытаешься спасти свою жизнь, то тут нечего стыдиться.
Я вспомнил наши стулья. Очень красивыми я бы их не назвал, но всё-таки мне они казались красивыми. Особенно после того как мы с папой покрасили их в голубой цвет. Интересно, кто будет сидеть на них в Германии?
Я шёл по тёмной стороне улицы, куда не падал лунный свет, и старался держаться как можно ближе к стенам. Папа учил меня: «Время от времени останавливайся и слушай. Послушал — посмотри по сторонам. Оглянись назад, посмотри вверх. Опасность может подстерегать где угодно, не только впереди».
Я пару раз видел, как они смазывают петли на воротах маслом, чтобы не скрипели. А один раз, когда дворник не хотел открывать калитку, по- тому что стук был неправильный, я услышал, как пришедший сказал: — К доктору, мил человек. И тогда дворник дал ему войти. Я почему-то запомнил эту фразу.
Если я хотел узнать, который сейчас час, я заглядывал через бинокль в квартиру сумасшедшей. У неё были большие часы с маятником. Правда, они не всегда ходили. Но если она не забывала подтянуть гири, то я мог ориентироваться по звуку их боя, даже не глядя на циферблат: они били каждые пятнадцать минут.
Папа всегда говорил, что все мы люди, независимо от того, какого цвета у нас кожа, какой формы нос и в каких богов мы верим.
Люди не должны убивать друг друга. Люди должны помогать, спасать и исцелять. Убить другого человека - это самое чудовищное преступление, которое, как это ни ужасно, в наше время совершается повсюду всё чаще и чаще. Но если ты защищаешь родных или близких тебе людей, если ты защищаешь свой город, свою страну или даже просто пытаешься спасти свою жизнь, то тут нечего стыдиться.
Я не могу так. Не могу, чтобы ты умер, спасая моего ребёнка. Об этом даже думать невыносимо, — сказал папа.
— Ты серьёзно? Да ведь для меня это, может быть, единственная за всю мою жизнь возможность умереть не просто так, а пожертвовать собой ради кого-то! Я же постоянно об этом думаю. Как бы так умереть, чтобы хоть кому-нибудь была от этого хоть какая-нибудь польза. И тут такой шанс! И польза не просто кому-ни-
будь, а тем, кого я люблю. Ты просто хочешьлишить меня последней возможности сделать доброе дело! Фу на тебя!
Папа засмеялся. И Барух тоже засмеялся. Они обнялись. А потом папа наклонился ко мне, чтобы меня успокоить.
— Алекс, не бойся, — сказал он. — Всё будет хорошо.
На этом спор закончился.
Немцы упростили папе и Баруху задачу. И мне тоже. Никакой селекции не было. К Баруху подошёл хозяин-поляк и шепнул ему на ухо:
«Прикончат всех».
Я вылез из бункера и вернулся в нашу комнату. Взял большой плед, положил в него мои подушку и одеяло. А кроме того, пару книг и провиант, который дала мне мамаша Грин. И ещё простыню, полотенце, трусы, одежду. Как будто я собрался ехать в летний лагерь.
Я не могу так. Не могу, чтобы ты умер, спасая моего ребёнка. Об этом даже думать невыносимо, — сказал папа.
— Ты серьёзно? Да ведь для меня это, может быть, единственная за всю мою жизнь возможность умереть не просто так, а пожертвовать собой ради кого-то! Я же постоянно об этом думаю. Как бы так умереть, чтобы хоть кому-нибудь была от этого хоть какая-нибудь польза. И тут такой шанс! И польза не просто кому-ни-
будь, а тем, кого я люблю. Ты просто хочешьлишить меня последней возможности сделать доброе дело! Фу на тебя!
Папа засмеялся. И Барух тоже засмеялся. Они обнялись. А потом папа наклонился ко мне, чтобы меня успокоить.
— Алекс, не бойся, — сказал он. — Всё будет хорошо.
На этом спор закончился.
Немцы упростили папе и Баруху задачу. И мне тоже. Никакой селекции не было. К Баруху подошёл хозяин-поляк и шепнул ему на ухо:
«Прикончат всех».
Я вылез из бункера и вернулся в нашу комнату. Взял большой плед, положил в него мои подушку и одеяло. А кроме того, пару книг и провиант, который дала мне мамаша Грин. И ещё простыню, полотенце, трусы, одежду. Как будто я собрался ехать в летний лагерь.