На острове Святой Елены он... заявил члену своей свиты: "В действительности любви не существует. Это искусственное чувство, рождённое обществом".
Избегающий полей сражений военный историк подобен детективу, ленящемуся осмотреть место преступления.
Единственным живым кумиром Наполеона казался изгнанник Паоли. Мертвым же кумиром ему служил шведский король Карл XII, который в 1700-1706 годах разгромил армии четырех объединившихся против него государей, после чего повел войско в Россию, где был наголову разбит и отправился в изгнание.
«Я дитя Палаты общин, – заявил Черчилль, выступая перед конгрессом США в декабре 1941 г. – В доме моего отца меня учили верить в демократию. “Доверяй народу” – вот было его напутствие… В моей стране, как и в вашей, общественные деятели гордятся тем, что являются слугами государства, и стыдятся быть его хозяевами».
Несмотря на все послевоенные заявления немецких офицеров, что они сражались за честь своей родины, на самом деле очень часто все дело оказывалось в деньгах. Подарки, которые Гитлер делал своим генералам, сегодня бы назвали «золотыми наручниками». Эти дары и награды должны были заставить людей хранить верность, хотя истинная преданность не продается и не покупается.
В британской армии происходили другие крайности. После войны лорд Аланбрук оказался в таком бедственном положении, что вынужден был выставить дом на продажу и перебраться в примыкающий к нему домик садовника. Страстно увлекавшийся орнитологией Аланбрук был даже вынужден продать свои книги о птицах. Он, однако, не был подавлен ухудшением своего материального положения, поскольку не ожидал, что государство преподнесет ему большое поместье. Он прожил свою жизнь в соответствии с моральным кодексом, в котором ничего не говорилось о финансовом вознаграждении.
Хотя заговорщики несомненно были, по выражению Черчилля, «храбрейшими из храбрейших», остается неясным, выступали ли сторонники Сопротивления от имени значительной части немецкого населения даже в тот день, 20 июля 1944 г. Если бы Гитлер погиб в результате «бомбового» заговора, ему на смену пришло бы, скажем, не неохристианское демократическое правительство, а, скорее всего, Генрих Гиммлер, стоявший во главе СС. Учитывая, что Борман был не более чем бюрократом, а влияние Геббельса основывалось в основном на поддержке покойного Гитлера, Гиммлер задействовал бы всю имевшуюся у него громадную поддержку и, вероятнее всего, стал бы новым фюрером. Мало что изменилось бы и в случае, если бы нацистский трон унаследовал заместитель фюрера Герман Геринг. Историк Питер Хоффман писал, что «Геринг объединил бы всю нацию, апеллируя к volkisch и национал-социалистическим идеалам и поклявшись следовать заветам фюрера и удвоить силы для того, чтобы сокрушить врагов». Если бы Геринг или Гиммлер заняли место фюрера и не совершили множества стратегических ошибок, которые допустил Гитлер, нацистская Германия, возможно, просуществовала бы дольше. Кроме того, простой немецкий солдат, вне всяких сомнений, продолжал бы упорно сражаться, чтобы защитить родину (и честь матери) от неистовства Красной Армии.В случае проигрыша Германии в войне убийство Гитлера могло способствовать созданию идеалистической Dolchstosslegende (легенды о предательском «ударе в спину»). Несомненно, посыпались бы утверждения, что Гитлер готовился применить абсолютное секретное оружие, которое бы уничтожило армии союзников, которые он целый год специально заманивал на территорию Германии, и потому был убит кучкой аристократов, либералов, христиан и космополитов, о чьем вероломстве свидетельствует их сотрудничество с британской разведкой. Это служило бы мощным поводом для реваншизма в Германии многие годы.
Когда 8 сентября 1940 г. Черчилль заплакал при виде превратившейся в руины улицы в районе лондонского Ист-Энда, одна из местных жительниц услышала, как кто-то произнес: «Посмотрите, его это правда волнует», и толпа сразу же повеселела. Спасало, конечно, то, что Черчиллю действительно было небезразлично, и он, в отличие от Гитлера, не считал людей расходным материалом, необходимым для воплощения его глобального замысла.
За всю войну Гитлер очень мало путешествовал, если не считать посещений своей ставки «Волчье логово» в Восточной Пруссии и четырех поездок во Францию – один раз на встречу с Рундштедтом, один раз в Париж, чтобы позлорадствовать у памятника в Компьене, один раз к маршалу Петэну и Пьеру Лавалю в Монтуар и один раз, чтобы встретиться с генералом Франко в Андайе. Он и до войны не слишком любил путешествовать и ни разу не бывал в Англии, Америке, Африке или на Дальнем Востоке. Некоторых из его стратегических ошибок – особенно объявление войны Америке в декабре 1941 г. – вероятно, можно было бы избежать, если бы он в молодости больше был склонен к приключениям и имел бы возможность узнать, каков на самом деле мир за пределами Германии. Черчилль, наоборот, путешествовал больше, чем любой другой премьер-министр в истории: за первые четыре военных года он проехал не менее 110 000 миль, проведя 33 дня в море и 14 дней в воздухе. Это дало ему понимание глобальной стратегии войны, полностью отсутствовавшее у Гитлера.
Герцог Виндзорский писал герцогине во время похорон короля Георга VI в 1952 г.: «Надеюсь снова увидеть Плаксу до отплытия», и пояснял: «Никто не плакал в моем присутствии. Только, как обычно, Уинстон».
Черчилль же, наоборот, вообще не заботился о том, как он выглядит. Он почти никогда не боялся потерять достоинство, хотя всегда осознавал ту степень уважения, которое должно оказываться человеку его положения, или, как он это называл, «первому министру короля». Когда в 1944 г., находясь в Марокко, Черчилль заболел, двое слуг тащили его на пикник в Атласских горах, используя скатерть в качестве импровизированного гамака. То, что при подобном способе транспортировки невозможно сохранять достоинство, его мало заботило. За работой он часто бывал одет в домашний халат и тапочки. Порой он без всякого смущения раздевался или принимал ванну в присутствии своих коллег или подчиненных. Однажды он даже встретил потрясенного президента Рузвельта, который застал его выходящим из ванны, шуткой: «Премьер-министру Великобритании нечего скрывать от президента Соединенных Штатов».
Несмотря на близорукость, Гитлер никогда не появлялся в очках на публике. Секретари, печатая для него текст речи, специально использовали крупный шрифт, поскольку ему казалось, что очки могут повредить его имиджу сверхчеловека[48]. Он также избегал фотографироваться, выполняя какие-либо упражнения, требующие большой физической нагрузки. И даже перед своим камердинером он появлялся, только будучи полностью одетым. Однажды, когда, к большому неудовольствию Гитлера Муссолини сфотографировался в купальном костюме, фюрер заявил, что сам он никогда не допустит подобного. Он, в самом деле, боялся, что «какой-нибудь ловкий мошенник приделает мою голову к телу в купальных трусах!»[49]. Он стеснялся раздеваться в присутствии врача и никогда бы не согласился на рентген своего чувствительного желудка. Он также отказывался завести массажиста, которого ему советовал глава СС Генрих Гиммлер. Он предпочитал всегда оставаться полностью одетым и даже в самую жаркую погоду носил длинное белое нижнее белье. Об этом стало известно теплым летним днем 20 июля 1944 г., когда в результате взрыва подложенной заговорщиками бомбы мундир на Гитлере превратился в клочья.
Эрик Хобсбаум, которого обычно называют величайшим из ныне живущих историков, не устает подчеркивать, как Иосиф Сталин модернизировал Советский Союз, и потому не мог быть таким уж плохим. У Ким Ир Сена, Фиделя Кастро, даже у Пол Пота есть свои защитники на Западе. Существует хорошо известный феномен, когда представители интеллигенции и писатели, при каждом удобном случае заявляющие о своей объективности и атеизме, часто первыми начинают поклоняться откровенной силе, и складывается впечатление, что чем ужаснее она себя ведет, тем неистовее поклонение.