Кому предстоит повелевать, должен сначала привыкнуть повиноваться.
В глазах эпикурейца цель жизни есть достижение душевного спокойствия и избавление от страданий - это два высших блага.
С каждым языком, который ты учишь-ты приобретаешь народ. Тимаген.
Мы отступаем, почти достигнув цели, мы даем пасть тому, кого поднимали, и поднимаем на недосягаемую высоту того, кого сами же повергли во прах.
А если вы хотите знать, куда всего полнее изливается поток божественной доброты, где милость творца рассыпает самые свои щедрые дары, и если хотите увидеть самые священные его алтари, так знайте же – все это в вашем сердце, если только оно чисто и исполнено любви. В таком сердце природа отражается, как в чудесных зеркалах, благодаря которым прекрасное кажется втрое прекраснее.
надо сказать, что пустыня – чудодейственный лекарь для больной души. Мы невольно ищем спасения от окружающего нас однообразия внутри себя. Чувства здесь спят, и мы можем совершенно спокойно, без помех, до конца продумать всякую мысль, прочувствовать каждое движение души до тончайших его оттенков. В городах человек – всегда лишь часть огромного целого, от которого он полностью зависит, а одинокий путник в пустыне целиком и полностью предоставлен самому себе; вдали от людей он должен довольствоваться собственным «я» и искать в нем содержание и смысл всей своей жизни. Здесь, где настоящее скромно отступает, мыслящий ум получает полную свободу думать о далеком будущем.
Алчность может породить трудолюбие, вожделение приносит подчас прекрасный плод, но ненависть опустошает человека, и в сердце, преисполненном ею, все чистое и благородное тонет во мраке, вместо того чтобы тянуться к свету.
...иначе вы уподобитесь человеку, который из страха перед зубной болью вырвал себе все здоровые зубы.
В музыке всякий основной тон имеет дополнительные оттенки, и точно так же, если мы слишком долго заставляем звучать в своем сердце одну струну, неожиданно возникают какие-то чуждые, неожиданные звуки.
Тому, кого осыпают похвалами, нелегко удовлетворить слушателей.
Есть на юге деревья, на которых рядом с высохшими плодами вдруг распускаются белые цветы; бывают дни, когда рядом с ярким солнцем на небе видна и бледная луна, а человеческое сердце может порою испытывать одновременно и любовь и ненависть к одному и тому же существу.
...но разлука, говорит пословица, – враг верности...
Если родник счастья, к которому жаждет прильнуть человек, кажется ему кристально прозрачным, то судьба никогда не преминет пустить в него каплю мути. Но пусть человек не сердится на нее! Ибо как раз эта капля предупреждает его,чтобы он благоговейно, без жадности , вкушал блага земного бытия.
всякий путь хорош, если он ведет к великой цели.
Самое глубокое горе нам всегда причиняет тот, кто мог бы дать нам нам счастье, и всего мучительнее те раны, которые наносит рука любимого человека.
Незаслуженная похвала может повредить лишь слабому, но незаслуженный упрек способен и сильного сбить с пути.
Воспитатель просто губит своих подопечных, если иногда не закрывает глаза на их шалости.
Однако и у нас, женщин, есть свои слабости, среди которых первое место принадлежит любопытству.
Каждый человек - словно музыкальный инструмент, сделанный в неведомой мастерской из хорошего или плохого дерева, искусной или неискусной рукой, но еще до его рождения. Что-то или кто-то - безразлично, как мы это назовем - играет на каждом инструменте и в зависимости от того, как он сделан, извлекает из него чистые или фальшивые звуки.
Как нередко случается в жизни, мнимые преимущества порой оказываются нам во вред, а мнимые недостатки часто приносят подлинное счастье.
Замышляя против кого-нибудь недоброе, мы всегда склонны считать этого человека своим врагом, и, если такой человек подносит нам розу, мы считаем, что он дает нам ее не ради аромата, а ради шипов.
Ведь если кто просит для другого, то сам он в первую очередь думает при этом о себе.
Кто требует к себе доверия, должен доверять и сам!
Однако и у нас, женщин, есть свои слабости, среди которых первое место принадлежит любопытству.
Каждый человек - словно музыкальный инструмент, сделанный в неведомой мастерской из хорошего или плохого дерева, искусной или неискусной рукой, но еще до его рождения. Что-то или кто-то - безразлично, как мы это назовем - играет на каждом инструменте и в зависимости от того, как он сделан, извлекает из него чистые или фальшивые звуки.