Если честно, я бы сейчас добровольно ткнулась в сугроб лицом, но не для того, чтобы потушить опалявший его изнутри огонь, а чтобы налипло побольше снега. И пусть бы Слава его стирал. Как можно дольше.
Я люблю дождь. И мне всегда кажется, что те отрывистые штрихи и кривые линии, которые он рисует на оконном стекле, это зашифрованное послание. Разгадаешь его - и у тебя все будет хорошо.
Сбежал? Да, сбежал. Глупо, нелепо. Не столько от мамы, столько от вопроса: "Что делать дальше?" Не хочется на него отвечать. По крайней мере, прямо сейчас. Выяснять отношения, искать приемлемые выходы... Да фиг с ним!
Мама не отступит. Она потащится за ним куда угодно. Ни за что не скажет по-простому, спокойно: "Костя, пойдем домой", а будет командовать, словно дрессированной собачонке: "Стоять! Место! Рядом!"
Существуют такие задачи, которые даже лучшие друзья не помогут решить. Заданные не у школьной доски, а самой жизнью. Но если у тебя есть нормальные родственники...
... вот побегают они сейчас, поиграют в свободу, а вечерком огребут за это по полной. Потому что не смогут жить на улице. Домашние они, неприспособленные, зависимые. Хоть и не видно привязи, а держит надежно. Если не клетка, то веревочка на лапке.
Бери и не думай.Все мое - твое.Потому что я тебя люблю.И ничего не потребую взамен.Ведь я могу что-то сделать для тебя - и это уже лучшая в мире награда.
Стоит показать слабость, и тебя съедят. Поэтому держись так, будто всегда на коне, а за спиной у тебя команда преданных друзей с шашками наголо.
Бабушки так устроены: никогда не приезжают без гостинцев, всегда считают, что у родителей дети живут впроголодь. Ну и просто - они мудры, деловиты, заботливы.
Хотя... разве можно их не любить? Собак, готовых в любой момент броситься на выручку хозяину. Кошек, самодостаточных, независимых, но ласковых. Даже безглазых аквариумных рыбок. И разве можно пройти мимо животного, попавшего а беду? Что это за человек, если он глух к чужому страданию? Особенно к страданию существа, изначально более беззащитного и бесправного.
Лёд можно растопить теплом. С железобетоном подобное не прокатит.
Новости, они действительно бывают разные по своей значимости. Одни вроде бы потрясают в первый момент своей необычностью и яркостью, но легко забываются уже через минуту. Другие вроде бы будничные, незначительные занозой застревают в мыслях и саднят, саднят в течение всего дня, а ночью мешают заснуть. Ну и третьи, которые обрушиваются стихией, переворачивают все с ног на голову, меняют жизнь. И шкала приятности для новостей практически бесконечно. От невероятно положительного через абсолютно безразличное до убийственного отрицательного. И сообщают новость, бывает, с такими интонациями, по которым ни в жизнь не догадаешься, какой она для тебя будет.
Конечно, она перебьется без Катиной привязанности. Ей даже не столько обидно, сколько любопытно. Ну и потом, все-таки жутко несправедливо, когда вот так не замечают людей. Марина всегда за справедливость и за то, что все вокруг заслуживают хорошего отношения. Даже пауки и червяки. Хотя выглядят они, надо признать, кошмарно.
Осень неслась навстречу. Среди закатанных в асфальт улиц, между одинаковых в любое время года домов она была не так заметна, как в скверах, парках и небольших лесочках в черте города. Дразня пестрой палитрой самых ярких красок и теплыми, ясными, возможно последними, деньками, осень звала из квартир наружу, поднимала настроение. Хотелось не шагать медленно, созерцая, наслаждаясь прощальным триумфом красоты, а лететь, мчаться, парить.
Антон не любил неопределенных ситуаций. Гораздо спокойней, когда все просто, понятно и правильно, когда не надо метаться и сомневаться, когда при выборе точно знаешь, как лучше поступить.
Обычно так и было. Во всяком случае, у Антона. И вдруг все смешалось и перепуталось, заставило замереть в растерянности и, совсем как в книжках, мучительно искать выход.
Мажарину и в голову не могло прийти, что самые большие проблемы в его жизни возникнут из-за девчонок.
– У тебя какой размер?
– Тридцать шестой.
– А у меня тридцать девятый.
И она опять обратилась к брату:
– Саш! Я твои кроссовки Марине дам?
– Да не вопрос, – откликнулся Сашка.
– Можно и мои взять, – привычно поддержал друга Борька.
– Непременно, – согласилась Катя. – У Марины же четыре ноги. А ты потом домой и босиком дотопаешь.
Упала, встала, отряхнулась и пошла.
Конечно, Кирилл не мог смотреть, как она замерзает. Придвинулся вплотную и тоже отбхватил руками. Катю.
Ничего особенного, исключительно из желания защитить и согреть. Он даже доблестно развернулся спиной к ветру, чтобы на Катю не попало и самое легкое студное дуновение. Пингвины тоже так делают. Во время снежной бури сливаются в кучу, чтобы было теплее. Малышей прячут в самую середину, закрывают их своими жирными телами. Про жирные Кирилл не к месту вспомнил, но не в том суть.
Направляясь на третий этаж к кабинету русского языка и литературы, Катя случайно услышала голоса, злые и взведенные, и ноги сами понесли. Завернула за угол и увидела примечательную компанию: три девчонки класса, наверное, из шестого, прижали к стенке четвертую. Явно не с добрыми намерениями. Потому что глаза этой четвертой были огромными от переполняющих их страха и отчаяния, губы предательски дрожали, а сжатые в кулаки руки были скрещены на груди, словно девчонка хотела сказать: «Нет. Не надо. Не смейте».
Была она крупнее своих обидчиц – высокая, полноватая, но казалась мягкой и рыхлой, словно сдобная булка. А кто-нибудь встречал решительную и смелую булку?
Жалость унижает
Женщинам хочется надежности. И замуж хочется. Чтобы все, как полагается.
Надо же, какого странного цвета у неё глаза! И почему он раньше не замечал? Тёплого и... Вот как сказать? Какого цвета огонь свечи? Какого цвета горящее в ночи окно?
– Слушай, Булатова! Считаешь, ты самая крутая? Лучше всех? Да?
Катя растерялась, попробовала отшутиться:
– Нет, я не считаю. Сейчас физкультура, а не математика.
Но давно уже ставшее привычным защитное ледяное спокойствие сделало ее слова колюче-высокомерными.
– Ты еще и жутко умная?
Наблюдать, как увядают цветы, - мало приятного, да и вещи - не главное. Было бы весело и уютно в компании. И не важно, сколько рядом человек, два или двадцать. Все зависит от того, кто они.
Первое сентября – своеобразный праздник. Это, наверное, единственный праздник, которого никто не ждет с нетерпением. Ни ученики, ни учителя, ни родители, с чрезмерным энтузиазмом утверждающие, что учеба – дело крайне важное. Они твердят об этом с таким упорством, словно пытаются убедить не столько своих непутевых отпрысков, сколько самих себя. Да еще и школу стараются выбрать посильнее.