Цитаты из книг
...Каких бы глупостей ты ни натворила, должен же быть кто-то, кто станет бороться за тебя...
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
admin
добавил цитату
из книги
«Мой враг, моя любимая»
3 года назад
– И с каких это пор ты разбираешься в женском белье? – я вздернула подбородок, уперла руки в бока и пошла на него, как бык – на тореро. – Да что тут разбираться? – Ивар скорчил загадочную гримасу. – Ты уже покупал кому-то белье? – догадалась я. – И кто она? Ты всех своих женщин так балуешь? Сколько их было? Ты же сам…
Может, поэтому звезды никогда не приходят на помощь? Они просто не могут ничего поделать со своей высоты.
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
У каждого есть свой смысл жизни. Но свой смысл смерти удается найти не всем.
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
– И мы никогда не откажемся друг от друга, – продолжил Кай. – Этому научила меня ты. Друг за друга. Неважно, кого мы встретим за следующим поворотом: помощь или новых врагов. Мы будем держаться друг за друга и доверять только друг другу. Ты веришь мне?
– Конечно, Кай!
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
Он никогда больше не позволит ей плакать. Сделает все для этого. Все, что угодно. Переступит через себя, откажется от самого желанного, умрет, если потребуется. Но страдать ей не позволит.
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
Я болталась между небом и землей и ощущала себя крохотной звездой, наблюдающей с высоты за всеми. Холодной, даже оледеневшей с ног до головы, потому что потеряла где-то внизу свое сердце. Оно осталось там вместе с единственным мужчиной, который умел согреть меня одним взглядом и осветить мой путь одной улыбкой.
Кай – контрабандист и капитан звездолета. Дана – беглянка и мятежная душа. Он давно живет по принципу «каждый сам за себя». Она оставляет предупреждения тем, кто может попасть в ловушку после нее. Мужчина и женщина, затерянные на огромной негостеприимной планете… А с небес за сплетением их судеб равнодушно наблюдают холодные звезды.
– Кажется, я подцепила от Дена бабулю, – замогильным голосом пожаловалась я и присела на подоконник, откуда открывалась шикарная панорама на городские крыши.Ромка издал неясный звук.– Это какой-то новый вид трихомонад? – осторожно поинтересовался он.
Отправляясь на важное собеседование, я ожидала чего угодно, но только не встречи со своим прошлым. Ден Овчаренко – кошмар всей моей жизни, самый отстойный парень класса… и теперь мой соперник в гонке за выгодным контрактом. Но это полбеды. А настоящая беда в том, что вместе с этим придурком в мою жизнь ворвалось кое-что похуже…
Предупреждение: героиня не положительный персонаж и не образец для подражания!
Отец всегда учил: плачут слабые, прощают мягкотелые, сдаются неудачники.
Отправляясь на важное собеседование, я ожидала чего угодно, но только не встречи со своим прошлым. Ден Овчаренко – кошмар всей моей жизни, самый отстойный парень класса… и теперь мой соперник в гонке за выгодным контрактом. Но это полбеды. А настоящая беда в том, что вместе с этим придурком в мою жизнь ворвалось кое-что похуже…
Предупреждение: героиня не положительный персонаж и не образец для подражания!
– И с каких это пор ты разбираешься в женском белье? – я вздернула подбородок, уперла руки в бока и пошла на него, как бык – на тореро.
– Да что тут разбираться? – Ивар скорчил загадочную гримасу.
– Ты уже покупал кому-то белье? – догадалась я. – И кто она? Ты всех своих женщин так балуешь? Сколько их было? Ты же сам говорил, что у тебя в городе много подружек.
Разозлившись, я толкнула его в грудь рукой. Ивар шутливо охнул и по инерции отступил на шаг.
– Отвечай сейчас же! – рявкнула я. – Или, клянусь, я эти трусы тебе на голову надену!
Он рассмеялся.
– Тише, охотница, тише, – Ивар схватил меня за плечи, чтобы удержать на месте. – Я просто выбирал на свой вкус разные симпатичные вещички. Которые хотел бы видеть на тебе, – в его глазах сверкнул ироничный огонек. – А с размером тебе уже помогут определиться. Хотя… у тебя полноценная "троечка" на взгляд и ощупь.
Я скорчила ему убийственную гримасу.
– И кому еще ты размер груди на глаз определял?
– Да никому, никому! – Он с трудом сдерживал смех.
– Если я узнаю, что у тебя есть любовница…
– Никого нет, только ты, Кира. Только ты!
– Но кому-то ты ведь покупал белье!
– Триста лет назад. Я уже ее и не помню, – Ивар сделал очень честное лицо. Пожалуй, даже слишком честное…
– Ты сказал "ее", как будто точно помнишь, кто это!
– Нет, клянусь, не помню. Клянусь!
Я мстительно прищурилась, а потом прошептала:
– Узнаю, что врешь, твое хозяйство прижгу. У меня еще пуля осталась. Расплавлю ее и…
– Я понял, – Ивар вскинул руки в жесте защиты, – и я в ужасе.
Я метнула в него оценивающий взгляд.
– Да ничего ты не в ужасе. А зря.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
– Мы возьмем все.
В итоге чек превратился в длинную ленту, а Ивар подхватил пакеты и с довольным видом пошагал на выход.
– Будем рады видеть вас еще! – пискнули вслед продавщицы.
То же самое повторилось и в магазине женской одежды. Правда, Ивар уже не получал такого удовольствия, как в бельевом бутике, и вел себя менее настойчиво. Наконец, пока я выбирала обувь, он уже дремал на диванчике для гостей, обложившись пакетами, как мышь – запасами крупы. Мне пришлось растолкать его, чтобы произвести оплату на кассе.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
– Значит, когда ты меня поцеловал и умолял о спасении, это было третье лицо?
Краем глаза я заметила, как сидевший рядом Лекс вдруг напустил на себя отсутствующий вид, а впереди послышалось насвистывание Байрона.
Ивар резко выдохнул через нос и поменял положение рук на руле.
– Да, я ее поцеловал! – наконец воскликнул он.
– Мы не против, – отозвался Лекс.
– Я даже ничего такого не подумал, – поддакнул Байрон.
– Два раза, – мстительно добавила я. – И один раз был голым. И возбужденным. Думаешь, я этого не заметила?
В машине повисла тишина.
– Обсуждать мой стояк не будем, – прорычал Ивар после минутной паузы.
– Нет, неподходящая тема, – закивали его друзья.
Вроде бы беседа утихла, но еще через какое-то время Лекс не выдержал.
– Ты умолял ее о спасении?
– Это был повод для второго поцелуя, – пояснила я.
– Все равно она меня убила, – Ивар стал мрачнее тучи. – Даже рука не дрогнула.
– И спасла, – напомнила я. – И вас всех спасла тоже. А этот симулянт…
– Ты симулировал стояк на охотницу? – заинтересовался Байрон.
– Да как его можно симулировать! – встал на защиту друга Лекс.
– Заткнитесь все! – рявкнул Ивар, и его руки на руле подрагивали от гнева.
Лекхе притихли. Удовлетворенная, я откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
– А почему тебя зовут Байрон? Откуда такое имя?
Лекхе снова рассмеялись. Как будто я им тут клоуном подрабатывала.
– Она забавная, – заметил Лекс.
– А я что говорил? – поддакнул Ивар и посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
Я отвернулась.
– Байрон у нас стихи пишет, – произнес он таким тоном, будто уговаривал меня не дуться, – поэтому и Байрон. Кличка такая.
– Не пишу, а так… бумагу порчу, – смутился тот, о ком шла речь. – Но кому-то нравится.
– Мне – нет, – заявил Ивар.
– Мне тоже, – подхватил Лекс.
– А вообще, меня Стас зовут, – закончил Байрон и приуныл.
– А я Лекс – потому что Леша. Алексей, – пояснил темноволосый.
– А у тебя какая кличка? – обратилась я к Ивару.
– Хамелеон, – усмехнулся Лекс. – Ивар у нас Хамелеон.
– Ненавижу это слово, – процедил тот сквозь зубы.
– Родион тоже ненавидит, когда ты его Топтыжкой называешь, – беззлобно отразил нападки его друг.
– И вы забавные парни, – не осталась в долгу я. – Будет приятно вас прикончить. Байрона оставлю. Стихи на ваших могилках прочтет.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
– Мила, ты же сама охотницу на дух не переносила. А теперь грудью на ее защите стоишь! А с тобой мы с детства в одной песочнице играли, по окрестностям вместе бегали. Я же твой самый близкий друг!
– Ты был моим другом, пока не отрастил эту штуковину между ног, – Мила ткнула острием ножа в обозначенном направлении, и Лекс с Иваром дружно отступили назад от греха подальше. – И с тех пор решил, что все должны стоять перед тобой на коленях и целовать твой жезл всевластия! – Она повернулась к брату и прошипела: – Тебя это тоже касается.
– Я никого не заставляю целовать свой жезл, – быстро открестился тот.
– И на мою штуковину пока никто не жаловался, – на всякий случай добавил Ивар.
– Но почему-то ты появляешься, когда хочешь, как король, – возразила Мила, – и лезешь со своей штуковиной наперевес, не спрашивая бедную девочку, чего желает она. Да, мне не нравится, что она живет здесь, но ты и меня не спрашиваешь. А раз так, значит мы с ней на одной стороне. А ты – на другой.
– Значит, так ты заговорила? – ледяным тоном пригрозил Ивар.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
Влюбляться так - страшно. Потому ,что можно потерять себя.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»
– Человек – такое существо, что все, отличающееся от себя, считает опасным.
Он должен ненавидеть меня. За смерть семьи, за жизнь в изгнании. Я должна ненавидеть его. За похищение из родного дома, за лишение свободы. Но его кулаки разжимаются, чтобы пальцы ласкали меня. Но мои ногти впиваются в его плечи в порыве не мести, а страсти. «Мой враг, враг, враг!» – твержу я, но голос слабеет, когда слышу в ответ: «Моя любимая…»