— Знаешь, люди сейчас рисуют супружескую жизнь как что-то идеальное. Вот, как ты и сказал, едут за традиционными женщинами заграницу. Которые и послушные, и покорные, и детей тебе родят. Но я думаю, что все совершенно иначе. Современный брак, это как альянс, вдвоем против всего дерьма этой жизни. А со слабой и покорной женщиной как выстоять? Это она будет прятаться за твоей спиной. И да, я же не сказал, что несчастлив. Просто бывает тяжело. Но тяжело будет с любым человеком, от этого не уйти.
Я что за жизнь понял, Ён-кун, так это то, что начальников-мудаков терпеть нельзя. Лучше работать там, где меньше платят, но где к тебе относятся, как к человеку, а не как к безродной собаке. Потому что чем дольше на такой нелюбимой работе сидишь, тем меньше самоуважения у тебя остается. А для мужчины самоуважение — это всё. Не можем мы без него, ломаемся в итоге.
Да и не привык я рассказывать кому-то о своих проблемах. Личное должно оставаться личным. На севере у меня друзей не было, да и какие друзья, когда тебя круглые сутки особисты под увеличительным стеклом рассматривают? Еще переврут твои слова. Товарищу ты сказал, что устал после дежурства, он рассказал своему, а тот — следующему. И вот, всего через неделю ты уже контрреволюционер и враг народа. Человеческая молва вещь такая, искажает любую информацию до неузнаваемости. Мне ли это было не понимать, ведь информация — моя работа.
Приватность — главная сила клуба, Пак Сумин постоянно повторяла, что скорее за ней будут следить в ее собственном пентхаусе, чем там. Ведь все сотрудники проходили строгий отбор, система безопасности была на уровне, а сами гостьи и гости вели себя довольно прилично.
Но любой контур можно преодолеть, если атаковать его изнутри, это золотое правило не только информационной, а в принципе, любой безопасности. Даже самая неприступная и совершенная крепость падет, если предатель откроет ворота или передаст врагу информацию о секретном проходе под стенами.
Самой уязвимой точкой любого контура безопасности являются обычные люди. И чем более незаметен человек, тем проще его использовать.
Удивительно, насколько обходительными стали люди вокруг, стоило сменить мне нищенский наряд беглого северянина на качественную одежду, избавиться от очков и сделать модную стрижку.
Вот уж точно, страна помешанных на деньгах и потреблении ублюдков. Я не особо верил пропаганде, которую распространяли дома, особенно после того, как получил доступ во внешний интернет, но в одном режим был совершенно прав: Юг — это место без души и смысла. Единственная цель местных жителей, заработать побольше денег, чтобы тут же спустить их на сиюминутные удовольствия. Конечно же, модель потребления юга демонизировалась, но то, что основным способом снятия стресса у южан был шоппинг, говорило о многом. Особенно, если вспомнить, что этот стресс возник из-за работы, на которой они вкалывают для того, чтобы потом снять стресс через покупки… И так по кругу, словно хомяки в беговом колесе.
Но в армию он вроде еще не ходил, я тех, кто служил, видел издалека. Удивительно, но на юге это были практически все взрослые мужчины, как и на севере. В новостях читал, что на срочную службу тут загребали даже айдолов и популярных актеров, и плевать вояки хотели, что на плечах этих парней может держаться значительный кусок ВВП страны. Когда Сеул находится в зоне досягаемости ствольной артиллерии северян, тут, как бы, не до песен и плясок, да?
Я вообще очень беспокоился о своем имуществе и технике. Это были первые вещи такого масштаба, которые я купил в своей жизни, и от одной мысли о том, что новенькие дорогие приборы были сломаны, у меня в груди все сжималось. Я прекрасно понимал, насколько мелочно подобное чувство и как смешно это выглядит со стороны, но ничего с собой поделать не мог. Я вырос в мире, где из имущества у меня была только кое-какая одежда. Даже наличные деньги не всегда водились, жизнь шла по талонам. И вот, теперь, когда я купил себе то, что на самом деле хотел получить, это сломали. Грубо, цинично и без какой-либо практической цели.
Только дурак, пересмотревший фильмов, считает, что взлом — это сидеть в подвале и пялиться в десяток мониторов. Самый эффективный вектор атаки это всегда социальная инженерия, самая уязвимая точка любой системы — мясная прокладка между стулом и клавиатурой. Вы можете взломать даже самую защищенную сеть или вынести самые ценные данные, если у вас будет человек внутри. Причем не всегда исполнитель даже должен знать, что именно он делает.
В этом смысле InterConnect была компанией прозападной, а основной подход подобных организаций — разделяй и дроби коллектив. Профсоюзы и прочие объединения трудящихся в условиях капиталистической экономики были явлением вредным и даже опасным для бизнеса. Конечно, дома профсоюзы тоже работали не особо хорошо, но там они хотя бы были, и в случае совсем откровенного произвола руководителя локальный профсоюз мог встать на твою сторону. Здесь же работник был человеком таким же подневольным, как и на севере, просто немного с другим знаком: если дома тобой крутила государственная машина, то тут ты был в полной власти частника.
Ни один северянин не верил тому, что говорило ему государство. Все насквозь пропитано ложью и пропагандой, все строится на посыле, направленном на оболванивание своего народа. Мы понимали, что информационно живем в параллельной реальности. Говори то, что от тебя хотят услышать, делай то, что позволит тебе выжить, верь в то, во что сказано верить. Не задавай лишних вопросов, не делись своими мыслями. Понимай, что все вокруг — альтернативная реальность, иллюзия и мираж, построенный для чьей-то пользы. И это помогало выживать. Но в тоже время это понимание сыграло со мной и другими беглецами дурную шутку.
Мы совершенно не умеем верить рекламе или обзорам, мы в принципе не умеем доверять людям.
Символизм ситуации. Сегодня я покупал свою первую в жизни бытовую технику. Не гаджет, а именно бытовую технику.
Дома бытовая техника была признаком статуса. Когда-то в большой моде была покупка холодильников, даже если свет давали только на два часа в день. После — телевизоров, пусть в стране показывали всего четыре канала. Это все были предметы роскоши, способ показать, что в этом доме живет обеспеченный, даже богатый человек. Холодильники ставили так, чтобы вечером их было видно в окно с улицы, телевизор — включали погромче, чтобы слышали соседи. Не настолько громко, чтобы пришли из домоуправления, но достаточно для того, чтобы напомнить окружающим, что у тебя-то телевизор имеется.
Неспешно гуляя по рядам, я с удовольствием рассматривал прилавки и витрины многочисленных магазинчиков. В душе при этом поднималась волна зависти и какой-то глухой тоски, ведь буквально в сотне километров отсюда был совершенно другой мир, мой старый дом, где было все иначе. Дом, где при покупке телевизора надо было вызывать специального мастера установить пломбы, а домоуправление после этого раз в месяц будет приходить и проверять, не снял ли ты крышку и на самом ли деле у тебя показывает только четыре государственных канала.
В выходные дни я старался лишний раз не выходить из дома, обычно ел, спал и читал с телефона манхву. В избранное постоянно летели тайтлы, главы которых я планировал купить, когда получу нормальную ставку постоянного сотрудника, а пока приходилось рыскать по глобальному сегменту интернета в поисках пиратских сканов и анлейтов. Этого добра хватало, да и мой уровень английского позволял читать на иностранном, но был у всего этого какой-то странный привкус. Будто бы я все еще сижу на севере и тихо ворую то, за что следовало платить деньги.