Пусть весь мир и жизнь погрязнут в зле, одно благо пребудет вечно — молодость.
А между тем свистеть можно будет сколько душе угодно, потому что куча золы — осталась ли она от пастушеского костра или от сожжённого города — это только куча золы, которую рано или поздно развеет ветер.
Сердце его таяло от нежности.
Мы стареем и оба всё больше ценим домашнюю тишину.
Жизнь — огромная сокровищница, и из этой сокровищницы я умел выбирать самые чудесные драгоценности.
Беседа его была подобна солнечному лучу, освещающему то один, то другой предмет, либо летнему ветерку, колеблющему цветы в саду.
Пока глаза того, кто тебе мил, не откроются свету истины, до тех пор, дитя, ты избегай его, дабы он не ввёл тебя во грех, но молись за него и знай, что в любви твоей нет вины.
Кто любит красоту, по одной этой причине неспособен любить безобразие.
О смерти не стоит думать, ибо она о нас сама думает без нашей помощи.
Любовь отдает себя, а не отнимает.
Надежда каждое утро чем-то манит, иначе было бы невозможно жить.
Если за зло мы будем платить добром, то чем же платить за добро? И вдобавок, если и за то, и за другое плата одинакова, тогда зачем людям быть добрыми?
Прежде он смотрел на людей и на все прочее в мире лишь с точки зрения своего эгоизма, теперь же постепенно приучался к мысли, что другие могут смотреть иначе, другое сердце может иначе чувствовать и что справедливость не всегда совпадает с личной выгодой.
Если жизнь можно сравнить с ручьем, то в моем ручье вместо воды — сплошная тревога.
Как свет исходит от солнца, так и счастье исходит из любви.
Он предпочел бы лишиться глаз, чем ее не видеть, лишиться жизни, чем ее покинуть. Она — его душа, вот он и будет ее беречь, как собственную душу.
Я ищу счастья там, где могу его найти.
Я ищу счастья там, где могу его найти.
Красивую женщину всегда надо ценить на вес золота, но той, которая еще и любит, вовсе нет цены.
Красив он или некрасив - я не знаю. Суданцы говорят, что он красавец. Но сказать только "нехороший" о человеке, который истребил уже столько людей, может только восьмилетняя девочка в таком вот коротеньком платьице - до колен!
Вечером прискакал со своими людьми вахмистр Люсьня и вытряхнул их мешка у самой крепости немецкого лекаря вместе с лекарствами. Тот был едва жив. Но, узнав, что он не в разбойничьих, как полагал руках, а таким способом приглашен к больной, лекарь, придя в себя, живо поспешил ей на помощь, тем паче что Заглоба, показав ему в одной руке мешок, полный дукатов, а в другой - набитый пулями пистолет, так сказал:
- Это - награда за жизнь, а это - за смерть!
Красивую женщину всегда надо ценить на вес золота, но той, которая еще и любит, вовсе нет цены.
Лошади тронулись. Веревки напряглись и потянули Азыю за ноги. Тело его скользнуло по земле и наткнулось на острый кол. Острие стало впиваться в тело, и началось что-то страшное, что-то противное природе и человеческим чувствам. Кости несчастного раздвинулись, тело разрезывалось; несказанная боль, такая страшная, что она граничила с каким-то чудовищным наслаждением, охватила все его существо. Кол погружался все глубже и глубже в тело. Тугай-беевич стиснул челюсти, наконец не выдержал: зубы его оскалились страшно и из горла вырвался крик: "А-а-а!", похожий на карканье ворона.
-- Легче! -- скомандовал вахмистр.
Азыя повторял свой страшный крик все быстрее.
-- Каркаешь? -- спросил вахмистр. Потом он крикнул солдатам:
-- Ровней! Стой! Вот и все! -- прибавил он, обращаясь к Азые, который вдруг замолк и только глухо хрипел.
Быстро выпрягли лошадей, потом подняли кол и толстым концом опустили в заранее вырытую яму и начали засыпать его землей. Тугай-беевич уже сверху смотрел на эту работу. Он был в сознании. Этот страшный род наказания был тем страшнее, что жертвы, насаженные на кол, жили иногда по три дня. Голова Азыи опустилась на грудь, губы его шевелились и чмокали, точно он что-то жевал; он чувствовал какую-то страшную слабость и видел перед собой какую-то бесконечную беловатую мглистую пелену -- и она, неизвестно почему, пугала его... Но в этой мгле он узнавал лица вахмистра и драгун, -- знал, что он на колу, что его тяжелое тело оседает на кол все ниже; потом почувствовал, что ноги его немеют, и постепенно терял чувствительность к боли...
Порой этот страшный беловатый туман исчезал перед ним во мраке, тогда он моргал своим единственным глазом, желая все видеть, на все смотреть до самой смерти. Взгляд его с каким-то особенным упорством переходил с факела на факел; ему казалось, что около каждого огня образуется какой-то радужный круг. Но муки его еще не кончились; минуту спустя вахмистр подошел к нему с буравчиком в руке и крикнул стоявшим тут же драгунам:
-- Подсадите меня!
Два сильных солдата подняли его кверху. Азыя, моргая глазом, все смотрел на него, как бы желая узнать, кто этот человек, который взбирается к нему наверх. Между тем вахмистр сказал:
-- Пани выбила тебе один глаз, а я поклялся, что высверлю тебе другой! Сказав это, он вонзил острие буравчика в глаз, повернул его раз, другой,
а когда веки и нежная кожица, окружающая глаз, обвернулась вокруг нарезов буравчика, -- он дернул. Тогда из обеих глазниц Азыи хлынули два потока крови и текли, как два ручья слез, по его лицу.
- Да и что такое людская печаль, как не мыши, грызущие зерна веселья, хранимые в сердцах наших!
Любовь - тяжелое несчастье: свободного человека она делает рабом. Как птица, пораженная стрелой, падает к ногам охотника, так и человек, пораженный любовью, навсегда остается у ног любимого человека...
Любовь делает человека калекой, - влюбленный похож на слепого: вне своей любви он ничего не видит. Любовь - печаль: кто проливает более слез, кто более испускает вздохов, как не влюбленный? Кто полюбил, тот уже не думает ни о нарядах, ни об охоте; он готов сидеть по целым дням, обняв свои колени, бесконечно тоскуя, как тот, кто потерял близкого человека.
Любовь - болезнь: у влюбленного, как и у больного, лицо бледнеет, глаза впадают, трясутся руки, худеет тело, и человек начинает думать о смерти, или, как помешанный, ходит с взъерошенными волосами, беседует с луной, чертит на песке любимое имя, а если ветер снесет написанное, он говорит: "Несчастье"... и готов зарыдать.