Естественно, что человек, воспитанный на древней библейской традиции, где говорилось о том, что Бог создал двух и «да будут двое плоть едина» (это очень древний текст) – плоть не в каком-то отвлеченном смысле, а именно вот эта самая плоть, единая плоть, – воспринимал это как надругательство над любовью, что вызывало скрытый религиозный и сердечный, нравственный протест.
Я думаю, вы все знаете, какую позицию занял Максимилиан Волошин: «Молюсь за тех и за других». Вдова показывала мне место, куда она прятала – за картину – то красных, то белых. И это было не приспособленчество, нет, и не равнодушное стояние над схваткой, а это было глубинное понимание всечеловеческих процессов, которые происходили здесь, роковых процессов столкновения добра и зла.
Пожалуй, единственный из беллетристов нашего века, который с ней справился, – это Клайв Стейплз Льюис. Но в его цикле о фантастической стране Нарнии дан не исторический Христос; Его символизирует образ священного Льва Аслана. Однако этот иносказательный образ ближе к евангельскому Христу по духу, чем все попытки романистов «живописать» события Нового Завета.
Почему же М. Отеро Сильва, коммунист, взялся за книгу о Христе?
По той же причине, почему за эту тему брались и верующие, и атеисты, и скептики. Очевидно, и по прошествии двух тысяч лет не иссякло магнетическое притяжение Евангелия, заставляющее возвращаться к нему вновь и вновь. В поисках фундаментальных ценностей обойти его невозможно.
Природа живая! Она реагирует на зло, воздвигаемое человеком.
Христос всегда оставляет человеку возможность повернуться к Нему спиной.
Конечно, самое важное, что всегда привлекало в этой вещи и Пушкина, и многих других, кто перелагал «Песнь Песней», – это глубочайшее понимание силы любви. «Сильна как смерть любовь», сказано в «Песни Песней». И это очень важно.
Иногда, когда наша жизнь становится слишком тревожной, угнетающей и когда хочется, чтобы она была другой, когда возникает ностальгия по более спокойной жизни, я рекомендую людям в качестве противоядия Чехова.
Известные слова о том, что «Мастер и Маргарита» – это Евангелие от Воланда, ничего не означают. Булгакова волновала проблема предательства, проблема того, как люди, его современники, и в нашей стране, да и в любой другой (это же общечеловеческое), предавали других и себя. И Мастер ведь чувствовал, что он себя предает. Тема измены, предательства, умывания рук – вот какая здесь главная тема.
Наш XX век – это век «умывания рук». Люди «умывали руки» на протяжении всего XX столетия. И когда была Бурская война, и когда была Первая мировая война, и когда были страшные события в Берлине и в Москве в тридцатые годы, и когда была Вторая мировая война. Это «умывание рук» было трагичным и остается таким до нашего времени. Это волновало Булгакова, и он хотел изобразить Пилата как воплощение вот этого «умывания рук». А для этого нужно было, чтобы перед Пилатом стоял Христос. Булгаков изобразил совершенно другую личность, абсолютно другую, не похожую ничем, кроме имени, на Христа.
Те из вас, кто хоть раз читал Евангелие, прекрасно знают, что булгаковский бродячий философ, говоривший, что настанет царство истины, что все люди добрые, называвший каждого «добрый человек», – совершенно не похож на евангельского Христа! Мы знаем, что Он мог сурово сказать: «Порождение ехидны», или назвать Ирода лисицей, а вовсе не называть всех подряд «добрыми людьми».
Писатель не обязан отвечать на вопросы — он должен их ставить.