Роман американской писательницы Эдны Фербер (1887–1968) «Плавучий театр» (1926) — это история трех поколений актеров. Жизнь и работа в плавучем театре полна неожиданностей и приключений — судьба героев переменчива и драматична. Театр жизни оказывается увлекательнее сценического представления…
…с каждым годом миссис Хоукс и её дочь проводили всё больше времени в плавучем театре. О регулярном посещении школы не могло уже быть речи. Чтобы Магнолия не осталась круглой невеждой, Партинья решила использовать собственный педагогический опыт и стала учить её сама. Эти уроки почти всегда заканчивались дурным настроением, слезами и бесконечными упрёками.
— Девятью семь, говорят тебе… Да нет же. Пятьдесят шесть быть не может уж хотя бы потому, что ты только что сказала мне, что восемью восемь — пятьдесят шесть. Пожалуйста, смотри в книжку, а не в окно… Маджи Хоукс, право, мне кажется иногда, что ты просто-напросто идиотка!
Магнолия хмурилась.
— Мне нисколько не интересно, сколько будет девятью семь, — отвечала она. — Элли тоже не знает этого. Я ведь спрашивала её. Она сказала, что у неё никогда не бывает ничего по девять штук сразу, а тем более по девятью семь. Элли самая прекрасная женщина. За исключением Джули, впрочем, и меня — когда я улыбаюсь...
Джули и Стив очень любили друг друга. Остальные актёры иногда поддразнивали их. Очень редко впрочем, ибо влюблённые выслушивали такого рода шутки не слишком благосклонно. Отношения между ними были вообще таковы, что посторонний человек чувствовал себя в их присутствии немного неловко. Когда они смотрели друг на друга, между ними пробегал какой-то ток, который невольно ощущался и третьим лицом. В глазах Джули, глубоко посаженных и совсем чёрных, было какое-то особенное, не передаваемое словами выражение. Магнолия любила смотреть в их нежную и бездонную глубину.
Однажды девочка видела, как они целуются. Это было на палубе, в темноте. Стив долго держал в своих объятиях Джули. Они молчали. Её хрупкое тело как будто слилось с его высокой фигурой. Глаза Джули были закрыты. Когда он наконец отпустил её, она выглядела совершенно отрешённой, затуманенный взгляд не отрывался от любимого. Вскоре они заметили рядом с собой маленькую девочку, которая была настолько поражена, что не могла двинуться с места. Джули тихонько рассмеялась. Она не зарделась от стыда, нет. Но её бледные щёки сделались на тон теплее и ярче, как янтарь, сквозь который вдруг стало просвечивать золото. И без того большие глаза её стали огромными.
— Почему вы такая смешная? — спросила Магнолия.
Эта маленькая особа вообще отличалась прямолинейностью.
— Смешная? — отозвалась Джули.
— Да.
— От любви, — просто сказала Джули.
Трудно себе представить детство более бесшабашное и вольное, чем детство Магнолии Равенель, урождённой Хоукс. В восемь лет она уже могла похвастаться тем, что ей случалось тонуть (правда, её каждый раз вытаскивали) и в самой Миссисипи, и во всех притоках её от Мексиканского залива до Миннесоты. Делала она почти исключительно то, что обычно детям строго запрещается. Она переплывала бурные потоки, ложилась спать после полуночи, читала романы, валявшиеся в комнатах артистов, лишь изредка посещала школу, ловила рыбу, пила воду прямо из реки, самостоятельно бродила по улицам всяких экзотических городов и, наконец, постигала науку хвастовства и плутней у негров (пристани усеяны чёрными физиономиями так же густо, как строчка музыкальной партитуры нотными знаками). Всё это Магнолия умудрялась проделывать несмотря на неизменную бдительность, а также чисто стародевические придирки и нравоучения своей матери.