Каждое утро архитектор и писатель Майкл Соркин идет из своей квартиры в Гринвич-Виллидж через Вашингтон-сквер в свою мастерскую в Трайбеке. Соркин не спешит; и он никогда не пренебрегает тем, что его окружает. Напротив, он уделяет всему вокруг самое пристальное внимание. В «Двадцати минутах на Манхэттене» он объясняет, что видит, что представляет, что знает. При этом перед нами раскрываются невероятные слои истории, инженерного дела, искусства и насыщенной социальной драмы – и все это за время...
Планета становится лофтом - текучей поверхностью с равными возможностями, готовой к тому, чтобы её оборудовали равномерным климатом и культурно-индифферентной архитектурой. Это - предел капиталистического рационализма, враг демократического образа действий, основанного на идее локальности и обмена мнениями глаза в глаза, и уж точно антитезис того города, о котором мечтала Джейн Джейкобс.
Использование общественного пространства - самой ценной недвижимости на планете - в личных корыстных целях - для хранения наименее эффективных и наиболее опасных средств передвижения в городе - входит в фундаментальное противоречие с реальными потребностями и привычками жителей Нью-Йорка, большинство из которых автомобилей не имеют.
Районы отличаются от гетто тем, что оставаться в них - право, а не обязанность. В правильном городе тебе должно быть легко двигаться вверх и вбок - и тебя должно быть трудно вытеснить. В гетто жители - пленники.