В великом множестве миров и Вселенных попадаются удивительные совпадения, когда миры, находящиеся в разных Вселенных, настолько схожи, что на первый взгляд воспринимаются как идентичные. Этот мир не лучше и не хуже любого другого «земного» мира. Может, он параллелен нашей Земле, а может перпендикулярен… А может, это просто один из вариантов. Удивительны как сходства, так и различия с нашим миром. Нет, никто из нашего мира туда не попадал, они сами по себе, мы сами по себе. И жизнь множества...
На "злобу" дня
У меня мурашки по коже.
Европу так часто сотрясали войны, что их давно перестали воспринимать, как что-то необычное и страшное. Тем более, что мировых, то есть охватывающих большинство стран материка, было мало и случались они редко, а локальные… на две, максимум три страны… так почти каждый год кто-то с кем-то воевал. Для участников – война, для остальных – пограничный конфликт, вооружённое противостояние, даже «недоразумение».
На "злобу" дня
У меня мурашки по коже.
Европу так часто сотрясали войны, что их давно перестали воспринимать, как что-то необычное и страшное. Тем более, что мировых, то есть охватывающих большинство стран материка, было мало и случались они редко, а локальные… на две, максимум три страны… так почти каждый год кто-то с кем-то воевал. Для участников – война, для остальных – пограничный конфликт, вооружённое противостояние, даже «недоразумение».
Ковбой, когда не в загуле и не при стаде, существо мирное и почти безобидное. Если его не трогают и не задевают.
Ковбой боится только женской истерики, поэтому никогда не спорит с женщиной, а тихо делает по-своему.
Жалеть о прошлом - это не жить в настоящем.
Когда не знаешь куда идти, стой на месте.
Никогда не жалей о решенном. Сначала думай, а решил - делай.
Что ж, дело сделано и его не исправишь, как сказал шериф, перепутав приговорённых.
Ничего ему не надо. Пусть будет всё как есть. Хуже бы не стало, а лучшего и не бывает. Не надо ему лучшего. Это бы сохранить.
— И что? — Гольцев смотрел на Золотарёва, прицельно сощурив глаза. — По какой статье ты его задержишь, Коля?
— Был бы человек, а статью я ему подберу, — отмахнулся Золотарёв.
— Не боись, — ухмыльнулся Андрей. — Мне знаешь, как говорили? Не умирай до расстрела. Раз выжили, то и проживём.
— Работа — она работа и есть, — усмехнулся Эркин. — Ты ж сам вроде говорил. Легко только лежать и в потолок плевать. И то стараться надо, чтоб долетело.
— Для его же пользы? Разумеется, арестуем, засунем в одиночку, допросим и расстреляем. И всё для пользы.
— Вот разбогатею…
— Это с чего ты разбогатеешь? — засмеялся Эркин. — С колки дров? Или с погрузки?
— А с игры! — Андрей озорно подмигнул Джонатану.
— Игровые деньги ненадёжные, — возразил Эркин. — Пришли легко и уйдут легко. С игры жить — это без дома, без ничего, одним днём жить.
— Это ты прав, — кивнул Джонатан и улыбнулся. — Сам не знаешь, насколько прав.
Джонатан оглядывал стол и сотрапезников. Смеющиеся, подтрунивающие друг над другом парни, блаженствующий Фредди. Да, ужин удался. И Эркин, разумеется, прав. Раз они выжили, прошли по краю Оврага и не упали, значит, победили. И сам он свою схватку с Говардом выиграл. Он выжил и он не один…
— А у тебя к ним что, нет счёта? — спросил Андрей.
— Есть, — кивнул Эркин. — Только… Ладно, не хочу сегодня об этом. Хорошо так было.
— И опять ты прав, — улыбнулся Джонатан. — Не будем о них. Ты же победил, так?
— Я выжил. Значит, да, победил, сэр.
— К хорошему человек привыкает сразу и успешно, а к плохому всю жизнь и неудачно.
Эркин усмехнулся.
— Это если плохое и хорошее чередуются. Я вот долго думал, что белых, как и нас… в питомниках разводят. Только называются эти питомники семьями.
— Ну, ты даёшь! — не выдержал Андрей.
— Бери, раз дают, — огрызнулся Эркин и продолжил: — Я ж до четырнадцати в питомнике жил. Потом… словом, семью я в двадцать лет увидел, когда в имение попал.
Даже король ужинает по-королевски не каждый вечер.
Эркин поёрзал щекой по подушке. Тело было лёгким и сильным. Он мог бы ещё. Всю ночь. До утра. И потом. Но Жене надо отдохнуть, выспаться. И каждый раз он не помнит себя, теряет. Никогда с ним такого не было. Никогда. Слышал о таком и не верил. И в первый раз у него было… тогда… с Женей… ещё в Паласе. И опять не поверил. Даже не думал об этом. И вот опять… Каждый раз. И помнит ведь. Где он, что делает, как делает… и всё равно… теряет. Со спальницей той, с мулаткой ни разу не потерял. Работал легко, играючи, всё получалось, а вспомнишь… И будто впрямь смену отработал, даже Палас потом снился. А с Женей… Что ж, получается, Фредди правду сказал: «Сам другой, и всё другое».
Она гладила его плечи, спину. Не горячила его, не распаляла себя, нет, он же всё это знает, почувствовал бы, нет, это другое, совсем другое. И опять… опять эта же горячая волна, туман перед глазами, и только Женя… Всё тает, расплывается, и только руки Жени на его теле, только глаза Жени, и тело Жени под его руками, а больше ничего нет, и не надо ему ничего… не надо… не надо…
— Разве такому научить можно?
— Научиться можно всему, — убеждённо ответил Эркин.
— Ну, это смотря кто учит, — возразил Джонатан.
— И как учиться, — усмехнулся Фредди.
Раз ввязался в игру, выигрывать надо.
Когда голоден, вкуса не разбираешь.
— Я просто слышал такую… м-м… ну, когда делят, распределяют, ну, по разрядам…
— Классифицируют? — с интересом подсказал Джонатан.
— Да, точно. Так вот, слышал я такую… классификацию. Одних можно убедить, других уговорить, третьим приказать, а четвёртых купить.
— А пятые есть? — спросил Эркин.
— А пятые делают только то, что сами хотят, — засмеялся Андрей.
— Интересная классификация, — усмехнулся Фредди. — Убедить, уговорить, приказать и купить. Интересно. Не слышал раньше.
— Интересно, — кивнул Джонатан. — Стоит обдумать.
— Так в разное время по-разному, — сказал вдруг Эркин. — И смотря кто. И кому.
— Резонно, — Андрей чуть-чуть намёком передразнил Джонатана, переждал общий смех и продолжил: — Но всё-таки что-то у человека главное. Из этих четырёх.
— А если он пятый?
— Такие долго не живут, сэр, — ответил за Андрея Эркин.
— Утро после бала, — усмехнулся Фредди, — начинается в три часа дня. А кое у кого и в четыре. Через двое суток. Так что мы ещё рано встали.