В воскресенье утром Микитич не предчувствовал, что живет на свете последний день. В это утро он проснулся под плетнем своей бывшей хаты и долго не мог сообразить, где он и что с ним: необыкновенный какой-то мир распространялся вокруг него. Он сознавал лишь, что лежит в гуще лопухов, и видел над собою розовую зарю. Но от зари этой падала на него черная тень... тень шевелилась и была такою громадной, что ему было жутко смотреть на нее. Он вглядывался в нее багровыми глазами... и вдруг выругался, а...
На праздник собрались к батюшке гости. Маленькие, но светлые комнаты поповского дома полны были говора и шума. Прислуга сбилась с ног, батюшка встречал гостей с веселыми приветствиями, шутил и балагурил, как всегда, матушка ходила пунцовая от удовольствия. День склонялся к вечеру, но был еще зноен. Весело светило солнце, из сада в настежь распахнутые окна наплывал аромат цветов, а откуда-то по соседству, должно быть, из кухни, достигали такие вкусные запахи, что духовные по временам смущенно...
Туманным осенним утром Макарьевский дьякон на пегой лошаденке своей въехал в раскольничье село и остановился у крыльца двухэтажного темного дома. Он долго стучал маленьким кулачком в тяжелую дверь из старинного леса и попрыгивал на крыльце, как озябшая тощая птица. Наконец, в сенях послышались шаркающие шаги и высокий седой старик отворил дверь.
-- Батюшка... батюшка! -- кричал испуганный голос за окном, -- о. Лаврентий... ах ты, Боже мой... батюшка, а батюшка! И кто-то изо всей мочи набатывал в ставень. О. Лаврентию снилось, что попадья родила ему сына и сам преосвященный захотел быть крестным отцом его. Радовался и удивлялся о. Лаврентий такому обстоятельству, -- одно его смущало: преосвященный непременно хотел нарещи младенца Ксилофоном. О. Лаврентий почтительно пытался объяснить преосвященному, что Ксилофон, собственно, не имя, а...
Владыка проснулся от собственного сонного крика и еще некоторое время лежал в постели, с тревогой в душе, наблюдая, как за окном, в сером сумраке утра, осенний ветер раскачивал деревья. Тревога не оставила владыку и потом, когда он встал пред аналоем на утреннюю молитву. Перебирая четки, он произносил слова молитвы, а в душе его все вставал образ сна. Он продолжал видеть багровое небо, как бы озаренное заревом пожара. На фоне этого зарева отчетливо рисовалась фигура ангела в белых одеяньях, с...
Жил в селе Зимогорах священник, по имени отец Андроник, человек уже пожилой, но еще крепкий и бодрый, знавший болезни только по их названию, несмотря на свои шестьдесят лет. Семейство его состояло душ из двенадцати, всяких полов и возрастов, так что старинный и обширный поповский дом всегда был наполнен веселым оживлением, смехом, спором, гамом голосов. Часто там слышались звуки гитары, на которой мастерица была играть старшая дочь, вдова, крики играющих детей, а на дворе звякали колокольчики...
Дорога шла болотом. Еще немного лет назад болото было непрохожим и непроезжим. Теперь бежало через него неровное, пыльное шоссе, тянулась к монастырю телефонная проволока; вкось и вкривь стояли в рыхлой почве телефонные столбы: глубокие канавы, с мутной водой на дне их, сторожили дорогу. Местами посевы и великолепные луга уже победили болото. Дальше тянулись торфяные участки и на них, близ дороги, шумели и тукали паровые машины среди копошащихся людских фигур. Батюшке показалось, что там снуют и...
Тусклый вечер опустился над городом и мало-помалу перешел в глухую ночь. У окна пустынного, погруженного в мрак, коридора бурсы чуть виднелась высокая, сутулая фигура семинариста, единственно оставшегося в бурсе в этот праздничный вечер. Всем было куда идти, а ему некуда. Застывши в неподвижной позе, он смотрел за окно в глухую тьму и ему казалось, что поглотила все горизонты, опрокинулась вниз и ушла вверх уничтожившая мир бесконечная, бездонная пропасть. Он припадал горящим лбом к холодному...
-- То-чить ножи, но-о-жницы! Звонкий детский голосок звенел в утреннем воздухе, словно подпевая басовитым колокольным звонам церквей, призывавших к утрени. -- Бри-и-твы править! Мальчик, совсем тщедушный, с трудом тащил на себе тяжелый станок. Поднимая миловидное личико, высматривал он бойкими глазками верхние этажи домов: не позовет ли кто из темных окон? Колокола грели: "Дон-длинь-длон..." А он звонко подпевал им; -- То-чи-и-ить! Чья-то грозная рука отдернула в нижнем этаже оконную занавеску,...
Печально-медлительные звоны соборного колокола гулко плыли над зелеными улицами городка, возвещая о торжественном выносе: умер богатый купец, рыботорговец, и бренное тело его, покоясь в роскошном гробе посреди собора, готовилось отправиться в "последний путь". Шесть священников в черных ризах окружали гроб, дьякона звенели кадильницами, в жарком воздухе струился аромат ладана, запах свечей и еще отголоски печальных песнопений как будто не умолкли. Церковь была полна: весь базар был тут, все...
Владыка Дионисий был большой любитель музыки и пения. Слава о его певчих шла по всем соседним епархиям. Его служения в соборе обставлялись всегда пышно и тожественно. Наплыв молящихся был так велик, что по большим праздникам в собор пропускали только по билетам людей наиболее уважаемых и благочестивых, за чем следила полиция. Одно у владыки было горе -- протодиакон Северозападов. Человек уже старый и лысый, он говорил как-то по-петушиному, причём все гласные у него походили на одну: -- Мо-ром...
Уж солнце низко склонилось к западу, когда дьякон, взглянув из-под руки на дорогу, увидал верхового. В красной рубахе, потный и жаркий, весь растрепанный, дьякон стоял среди скошенного луга и, опираясь на косу, думал: что это за верховой и куда он так спешно скачет? Но думать было некогда: нужно до вечера пройти еще рядов пять. Дьякон поплевал на руки и взмахнул косою.
Серебряный век русской литературы подарил читателю множество вдохновенных произведений о Крыме. В этом сборнике представлена проза одиннадцати писателей. Среди них Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Валерий Брюсов, Максим Горький, Александр Куприн, Михаил Булгаков. В их текстах оживает великолепная крымская природа, шумит море, ослепительно светит солнце, зовут к себе горы-великаны. Читатель побывает в Ялте и Балаклаве, Коктебеле и Бахчисарае, Севастополе и Феодосии, поднимется на Ай-Петри и...
В сборник вошли ранние рассказы и фельетоны, написанные Михаилом Булгаковым в 1920-х гг. и предвосхитившие его будущие, более масштабные по замыслу произведения. С присущими ему остроумием, наблюдательностью и исключительным мастерством автор показывает некоторые темные стороны новой советской действительности – этого нового, «самоцветного быта». Булгаков высмеивает обывательщину, мещанство, приспособленчество, бюрократизм, и с каждой страницы его искрометной малой прозы веет почти кафкианским...
Вниманию читателя представляются произведения одного из самых оригинальных философов русского Серебряного века – Василия Розанова, раскрывающие его и как глубокого и талантливого писателя, неожиданно для себя создавшего новую литературную форму, «листву». Представляющееся на первый взгляд собранием случайных записей, «Уединенное» являет собой идеально выстроенный шедевр, скрепленный внутренней формой и цельностью авторского видения, проявляющегося лишь в многообразии отдельных взглядов.
Проза, Русская классическая проза, Классическая проза, Новелла, Повесть, Литература ХX века (эпоха Социальных революций)
Роман Якуба Брайцева (1861–1931) «Среди болот и лесов» (1916) литературоведы называют первым белорусским романом, который, между тем, ни разу не издавался. Сданные в набор в типографию его «Невдашечка Анюта» (1887) и «Дудолева лоза» (1889) из-за материальных затруднений автора так и не вышли в свет, и архивное наследие Якуба Брайцева, часть которого составляют рукописи романа «Среди болот и лесов», повести «Невдашечка Анюта» и рассказа «Дудолева лоза», до сих пор оставалось неизвестным. Этот...
Федор Федорович Тютчев (1860—1916) — писатель-демократ, сын гениального русского поэта Ф. И. Тютчева. Много лет он отдал военной службе, побывал в отдаленных краях России. Быт окраин, будни пограничной службы, жизнь небогатой интеллигенции в столице правдиво показаны в его повестях и рассказах. Ф. Ф. Тютчев погиб от ранений, полученных на фронте империалистической войны. Его произведения вскоре были преданы незаслуженному забвению.
Орест Сомов – незаслуженно забытый современник Александра Пушкина, Николая Гоголя и Михаила Лермонтова. Он мечтал, чтобы люди увидели всю дикую красоту славянского фольклора, почувствовали его манящую и ужасающую атмосферу, где люди живут бок о бок с нечистью как с равной себе силой. Этот сборник – проводник в мир, где реальность переплетается с вымыслом, а страх становится верным спутником. Славянский фольклор с русалками, оборотнями, чертями, ведьмами и покойниками. В издание входят:...