– Люди больше не читают, что с этим поделаешь?
Я был не столь категоричен:
– Читают, только по-другому.
Одибер выключил плитку, прервав свист итальянской кофеварки.
– Ладно, вы же понимаете, о чем речь. Я говорю не о развлечении, а о настоящей литературе.
Как же, как же, о ней, любимой, о «настоящей литературе»… В какой-то момент такие люди, как Одибер, обязательно поминали ее заодно с «настоящими писателями». Но я никогда ни за кем не признавал права учить меня, что читать, а чего не читать. Привычка корчить из себя судью, выносящего приговор, что литература, а что нет, казалась мне недопустимым самомнением.