От воспоминаний и размышлений каида Марваза отвлекли звуки, мерзостность которых сравнима была лишь с полуночным воем голодной гулы – между прочим, пока шли через Дехну, наслушались.
Отвратительная, визгливо-кошачья рулада ввинтилась в уши и рассыпалась диким грохотом медных тарелок.
– Вяяяяааааа! Иииииииии!!. – поддержал ее другой такой же мужеженский, пронзительно модулированный вой.
И снова грохот меди, бац! бац! бац! – равномерно забили металлом по металлу, терзая громкостью уши.
– Вя-вя-вя-вя-ииииииииии!!
То ли мужик, то ли баба, то ли все это вместе заверещало с умопомрачающей пронзительностью, и каид Марваз понял, что в соседнем доме дают представление ханьской оперы.