Недоверие - наихудшая форма предательства, оно убивает медленно, зато навсегда.
Всякий опыт сам по себе интересен, но не всякий жизненно необходим.
Сказать, что я удивился, было бы изрядным пре- уменьшением. Глагол «офонарел», который я обычно использую в подобных случаях, тоже несколько слабоват. И не передает некоторых важных смысловых нюансов.
- А почему она мне сказала: «Отдай моё сердце»? – наконец спросил я.
- Считай, это просто что-то вроде комплимента, - объяснила леди Сотофа. – Если тебя просят отдать чьё-то сердце, предполагается, что ты его похитил. В древности так обычно говорили близким, чтобы напомнить им о своей любви. Но иногда и сразу, при первом знакомстве…
- Но не кому попало, а только тому, кто на самом деле тронул, - перебил её Гэйшери. – Не из вашей пустой вежливости, а чтобы новый знакомый сразу узнал, как обстоят дела.
- Глупо вышло бы, если бы все уродились одинаковыми, - пожал плечами Джуффин. - Этот Мир давно рухнул бы от скуки, глядя на нас.
– Сама по себе концепция, будто без кого-то невозможно прожить, представляется мне настолько порочной, что даже спорить на эту тему нелепо, – перебил меня Джуффин. – Да, порой случаются потери, которые превращают нашу жизнь в невыносимую муку. Но мука может быть очень полезна для мага, как Первый Ужас небытия для путешествий по Мосту Времени. Казалось бы, злейшему врагу не пожелаешь, но без него – никак. То же и с сильным душевным страданием: при правильном подходе оно может оказаться бесценным топливом. Уже хотя бы поэтому любая, самая разрушительная потеря – не повод прекращать жить.
Вот как надо разговаривать с юными барышнями, даже если они чудовища. Впрочем, всякая юная барышня и есть чудовище - в своем роде.
...в критической ситуации у нас есть право на всё, кроме растерянности: растеряться, считай, добровольно умереть.
А в Мире тот, кто есть почти всегда прячется за спиной того, кем он кажется - прежде всего, самому себе. Поэтому там я всегда обращаюсь одновременно к двоим, чтобы напомнить об истинном положении дел.
Сколько себя помню, всегда хотел неизвестно чего. На самом деле чего угодно, лишь бы не того, что считается обычной человеческой жизнью. Невозможного. Того, чего нет.
Зачем я вообще к ним хожу? Люди должны встречаться не из вежливости, а для радости.
Иногда дурная репутация - сущее спасение.
- Я сам ещё в детстве понял: суета, обычно именуемая повседневной работой, не дает человеку регулярно встречаться с самим собой. А без этих встреч считай, что и жизни у тебя не случилось. Некому её было жить! Зато самого себя очень легко заманить на свидание интересной игрой.
- В моем случае работа это и есть интересная игра. Но иногда её становится слишком много. Или внезапно усложняются правила. Или ставки делаются чересчур велики, а это изрядно портит удовольствие.
Всякий сентябрь в наших широтах - сумерки года, когда из всех тараканьих щелей лезет Несбывшееся, и его еще можно разглядеть. Если успеть до темноты.
У духов точно есть справедливость. Это у людей ее нет. Люди не умеют быть по-настоящему справедливыми, потому что никогда не видят всю картину жизни сразу, только отдельный фрагмент.
Я тебе уже триста тысяч раз говорил, что бывает вообще абсолютно все. Просто кое-что настолько редко, что всякий раз заново удивляет.
Мало что упрощает сознание так эффективно, как страх и ненависть.
Поэтому страх и ненависть – чувства, испытывать которые нельзя себе позволять.
Виноватым может быть только тот, у кого, есть выбор, как действовать. Еще точнее: виноватым может быть только тот, кто не беспомощен. Вина – своего рода алиби, если уж она есть, значит о беспомощности и речи нет.
И тут неожиданно выясняется, что (с точки зрения почти любого человеческого ума) виноватый – это более сильная позиция, виноватый – более важная персона, чем беспомощный. А человеку хочется быть важной персоной, и хоть ты тресни.
В парке две вороны вцепились в газету и сражались за право ею обладать. Думают, что информация - это власть. Многие почему-то так думают, тогда как потребление информации давно уже стало принудительной повинностью.
"...вступая в область своих сверхценностей, мы все начинаем совершать ошибки. Это неизбежно. Чем больше груз ответственности, подлинной или мнимой, тем сильнее страх ошибиться, который, как известно, и является главной причиной всех наших ошибок."
"...вступая в область своих сверхценностей, мы все начинаем совершать ошибки. Это неизбежно. Чем больше груз ответственности, подлинной или мнимой, тем сильнее страх ошибиться, который, как известно, и является главной причиной всех наших ошибок."
Можно соглашаться на что угодно, нельзя соглашаться на что попало.
Всегда можно дать себе ещё один день на раздумья. Или год, или даже несколько лет. Человек имеет право откладывать трудное решение до тех пор, пока оно не примет себя само, и какой-то из вариантов не станет единственным, а все остальные - совершенно неприемлемыми.
У тебя бывает так, что весь мир вокруг - болит?
Смерть отменилась, а жизнь все равно рухнула, бывает, оказывается, и так.