Притворись глупой - и никто не узнает, как ты умна.
– Говорят, что невеста мечтает изменить жениха после свадьбы, а жених мечтает, чтобы она никогда не менялась, – негромко произнёс лорд. – Но дело не в том, изменится невеста или нет. Дело в том, как хорошо жених знал её до свадьбы. Вот я вас знаю.
– И какая я?
Лёгкая улыбка.
– Честная, – негромко сказал лорд. – Вы не сдерживаетесь. И это прекрасно.
– То есть вам с ним хорошо?
– Ну… Патрис мне понравился, – честно сказала я. – Правда понравился.
Брови лорда сдвинулись, и я ехидно улыбнулась:
– Ему просто не повезло, что вы понравились мне первым.
И тут я вдруг поняла, что меня смущало в Патрисе. Ехидные шутки про бутерброды, режущие реплики, недопонимания – их не просто не было. Не было ни ехидства, ни подколок, ни сарказма. Нет, Патрис не растекался передо мной сахарной лужицей, в его словах не было медовой лести и фальшивых нот. Я искренне ему нравилась, я видела это совершенно точно. Но он… подстраивался под меня. Он был слишком идеальным. Мы ни разу не поссорились, он ни разу не сказал чего-то, с чем я была не согласна. Ни малейшего признака неудовольствия, ни одной язвительной реплики.
А ведь это невозможно: острые углы есть у каждого. И это значило, что Патрис очень умело старался не быть для меня неудобным. Ему хотелось, чтобы мне было с ним хорошо. Вот только насколько хорошо было ему? Долго ли он так выдержит? А если даже и выдержит… стоит ли оно того? Если это идеал… может, ну его, такой идеал?
Я на миг прикрыла глаза. Мне хотелось посидеть в отцовском кабинете. Коснуться спинки продавленного кресла, провести пальцем по полированной поверхности стола, дёрнуть за кисть пышных синих портьер. Но моё детство прошло, и это уже был не мой дом. Вещи – это всего лишь вещи, пусть даже дорогие и ценные. Куда ценнее люди, к которым я хочу вернуться.
– Но не будем сейчас об этом. Ешьте, миледи. У вас чудовищно голодный вид.
Ещё бы, если целый день не ужинать!
– Накрывайте на стол и заваривайте чай. Должна же и от вас быть польза.
– От меня очень большая польза! – возразила я, уже раскладывая блюдца и вилки. – Я буду помогать вам в благородном деле поедания всего этого.
– Вы ведь ими поделитесь? – осторожно спросила я, подходя ближе к черничному варенью. – Я подозреваю, в вас все эти неблинчики определённо не поместятся. Вы же не собирались сожрать их в одиночестве?
– Мы оба знаем, что это так. Вы говорили, что в свете с презрением относятся к мужчинам с увечьями, помните? Что им приходится отстаивать состояние и независимость. Но женщинам приходится ещё хуже. Едва все узнают, как я сейчас выгляжу – с сыпью, с распухшим лицом, глазами-щёлочками, – меня не пустят ни в один публичный дом!
Лицо лорда как-то подозрительно застыло. Я не сразу поняла почему. А когда спохватилась, вспыхнула до ушей:
– В приличный! Я имела в виду приличный дом!
– Ну вот, вы меня разочаровали, – вздохнул он. – А я уже хотел было возмутиться. Это мою жену – и вдруг не пустят?
– Вряд ли, – сухо сказал он. – Личный секретарь лорда, будь это его любовница или жена, должен выглядеть представительно.
Я почувствовала, как вспыхнули щёки. Мало того что он прошёлся по моей внешности, так ещё про Майю намекает? Вот ведь ско… сво… мерза… гнусный тип! Ну ладно, отольются леди секретарские слёзки! Тьфу, то есть наоборот.
– Эх, – вздохнула я. – Я бы хотела, чтобы вы в меня влюбились. А я бы вами вертела как хотела!
– Уверен, это был бы прекрасный мир.
Я пожала плечами:
– Если рассуждать абстрактно, я могу не только передать вам бумаги. Я могу, например, поцеловать вас, стукнуть зонтиком или угостить слипшимися карамельками. Представляете, какая я добрая, что этого не делаю и всего лишь хочу увидеть мужа?
- А у вас разве так мало денег? - поинтересовалась я, не оборачиваясь. - Как жаль, ведь я ещё не посетила ювелира.
Интересно, легко читается.