...В ходе беседы они просто взглянули друг на друга - и в душе Смоки как будто гром грянул. Его вдруг осенило понимание того, что произошло: не только он сам влюбился в Элис, причем с первого взгляда, но и Элис - тоже с первого взгляда - влюбилась в него, и два этих обстоятельства избавили его от безличности. Не загнали недуг внутрь...но устранили его напрочь. Вот в чем была суть нового чувства. Как будто Элис размешала Смоки с кукурузным крахмалом, и он начал загустевать...Сердце Смоки отчаянно забухало от страха и ликования, вся кровь бросилась в голову и застучала в ней от неистовой уверенности в неизбежном. Он поцеловал ее. Губы девушки шевельнулись в ответ, словно и она прониклась сознанием неминуемости происходившего; длинные руки обняли его за плечи, и зарывшись лицом в ее волосы, Смоки почувствовал себя так, будто в скромный кладезь его мудрости добавилось сокровище, не имеющее цены
...ее волосы, которых не касались ножницы, сделались на два года длиннее
Поэт любил странствовать и был невосприимчив к дорожным неудобствам, обладая, по определению доктора Джонсона, «готовностью получать удовольствие», что является признаком настоящего путешественника.
...В ходе беседы они просто взглянули друг на друга - и в душе Смоки как будто гром грянул. Его вдруг осенило понимание того, что произошло: не только он сам влюбился в Элис, причем с первого взгляда, но и Элис - тоже с первого взгляда - влюбилась в него, и два этих обстоятельства избавили его от безличности. Не загнали недуг внутрь...но устранили его напрочь. Вот в чем была суть нового чувства. Как будто Элис размешала Смоки с кукурузным крахмалом, и он начал загустевать...Сердце Смоки отчаянно забухало от страха и ликования, вся кровь бросилась в голову и застучала в ней от неистовой уверенности в неизбежном. Он поцеловал ее. Губы девушки шевельнулись в ответ, словно и она прониклась сознанием неминуемости происходившего; длинные руки обняли его за плечи, и зарывшись лицом в ее волосы, Смоки почувствовал себя так, будто в скромный кладезь его мудрости добавилось сокровище, не имеющее цены
— А что жираф делает на небе? — спросила Софи, — И как он туда попал? — Бьюсь об заклад, ты не первая, кто задает этот вопрос, — со смехом отозвался Смоки. — Представляешь, как были поражены те, кто впервые его обнаружил, как они спрашивали: «Бог мой, что там делает жираф?»
<...>Я спрятала свою душу. — Что? — Спрятала свою душу. Старая хитрость, которой владеет всякая деревенская ведьма. И очень полезная, ведь никогда не знаешь, не обратят ли на тебя свой гнев те, кому ты служишь.
— Я читал где-то, — проговорил он (любимое его начало разговора)...
Но, предвидел Оберон, чаще всего он будет просто сидеть, накручивать на палец прядь волос, причмокивать, чесаться, гоняться за летучими пятнышками под закрытыми веками, снова и снова бормотать одни и те же полстрочки чужих стихов и, в общем, вести себя как самый тихий из психов. Можно было также читать газеты.
Он осторожно принял позицию номер два своей неизменной постельной хореографии и долго пролежал без сна в знакомой душной темноте.
Китайцы, знаете ли, верят, что в каждом из нас, глубоко-глубоко, запрятан крохотный, размером с подушечку большого пальца, сад бессмертных, долина, где все мы вечные монархи.
Все считали его странным, если вообще обращали на него внимание.
В конце концов, если вы умеете читать, Мир Книг открыт для вас, а если вы любите читать, то с книгами не расстанетесь. Если же нет, то мигом забудете все, что вас заставили прочитать.
В фокусе его внимания находился единственный персонаж, одинокая фигура в кресле, которую он застал в кратком промежутке отдыха между двумя отчаянными деяниями, измученная победой или поражением...Главным был его взгляд: холодный, оценивающий, чуждый иллюзиям, взгляд человека, который понял, что успех невероятен, но не действовать невозможно...
...Состояние природы было подобно ему самому: суровость, безразличие, отсутствие тепла...
...Ему хотелось одного: быть тем Барбароссой, которого нарисовало его воображение: без смут иллюзий, без постыдных секретов, иногда свирепым, возможно - ожесточившимся, но насквозь цельным
— А что жираф делает на небе? — спросила Софи, — И как он туда попал?
— Бьюсь об заклад, ты не первая, кто задает этот вопрос, — со смехом отозвался Смоки. — Представляешь, как были поражены те, кто впервые его обнаружил, как они спрашивали: «Бог мой, что там делает жираф?»
<...>Я спрятала свою душу.
— Что?
— Спрятала свою душу. Старая хитрость, которой владеет всякая деревенская ведьма. И очень полезная, ведь никогда не знаешь, не обратят ли на тебя свой гнев те, кому ты служишь.
- Долгое время мне было не понять, но теперь я понял. Людей можно только удерживать, владеть ими невозможно. Я хочу сказать, что это естественный процесс, вполне естественный. Встреча. Любовь. Расставание. Жизнь продолжается. Не было никаких оснований ожидать, что она всегда будет одной и той же - то есть "влюбленной", знаете ли.
- Ты когда - нибудь задумывался, - спросила Элис, - о том, что деревья такие же живые , как и мы , только жизнь их течёт медленнее? Быть может, для них лето- всё равно что для нас один день: проснутся, как мы , и опять заснут. Мысли у них , наверное, длятся долго-долго, а беседуют они так неторопливо , что нам их речь просто не уловить.
Лето — это миф. ... Когда на дворе зима, ... тогда лето — миф; молва, слухи, которым нельзя верить…
- Как далеко можно зайти в лес? - спросил Фред.
Оберон знал ответ.
- Только до середины. Потом ты идешь уже из леса.
— Я читал где-то, — проговорил он (любимое его начало разговора)...
Но, предвидел Оберон, чаще всего он будет просто сидеть, накручивать на палец прядь волос, причмокивать, чесаться, гоняться за летучими пятнышками под закрытыми веками, снова и снова бормотать одни и те же полстрочки чужих стихов и, в общем, вести себя как самый тихий из психов. Можно было также читать газеты.
Он осторожно принял позицию номер два своей неизменной постельной хореографии и долго пролежал без сна в знакомой душной темноте.
Китайцы, знаете ли, верят, что в каждом из нас, глубоко-глубоко, запрятан крохотный, размером с подушечку большого пальца, сад бессмертных, долина, где все мы вечные монархи.
— ...временами думаешь: этому не будет конца. Но конец приходит. Думаешь — любовь. Это такая цельная, такая вечная штука. Большая и… отдельная от тебя. С собственным весом. Понимаете, о чем я?
— Да.
— Но это неправда. Такой же плод воображения. Не стану набивать ей цену. Она рассасывается постепенно, сама по себе. И когда совсем исчезнет, ты и не вспомнишь, какая она была. — Это он узнал в маленьком парке. Что возможно и даже разумно выбрасывать разбитое сердце, как разбитую чашку: какой в ней прок? — Любовь — это твое личное. Я хочу сказать, моя любовь не имеет никакого отношения к ней — такой, какой она является на самом деле. Это то, что чувствую я. Кажется, любовь соединяет меня с ней. Но это неправда. Это миф, моя выдумка; миф о нас двоих. Любовь — это миф.
— Любовь — это миф, — повторил Дедушка Форель. — Как лето.
— Что?
— Когда на дворе зима, тогда лето — миф. Молва, слухи. Которым нельзя верить. Понимаешь? Любовь это миф. Лето — тоже.
- То, что делает нас счастливыми, - сказал он, - делает нас мудрыми.