Не важно, кого мы любим, родителей, друзей, братьев, сестер. Важно, что мы умеем любить.
– А знаешь, – тихо сказала она, – я вполне нормально общалась с Эммой сегодня. Ты заметил? Мы не ссорились вообще.
– Угу. – Фёдор кивнул и невозмутимо сказал: – Уверен, что ты ещё не раз с ней поссоришься, я же тебя знаю.
Таис хмыкнула. Он действительно её знает. Очень хорошо знает и всё равно любит. Такую, какая есть. Злую, резкую, раздражительную и наглую. Торопливую и решительную. Смелую и ловкую. Наверное, это ещё одно свойство любви – принимать людей такими, какие они есть.
И, раз она любит Фёдора, она тоже так сумеет. И Эмму сможет принять, и Колючего. У неё должно получиться, у неё уже получается.
Очень здорово прижиматься губами к губам Федьки, чувствовать его руки на шее и на спине, чувствовать его тепло и его любовь. Наверное, вот эта сила, что исходит сейчас от её любимого друга, – эта сила и есть любовь. Именно она соединяет людей и заставляет жить вместе и держаться всегда вместе.
Всегда вместе…
– И ещё я поняла, почему знак «сердечко» обозначает любовь. Потому что, когда что-то случается с любимым человеком, болит всегда в груди, там, где сердце. Очень сильно болит, как будто кто-то вынул сердце из груди и оставил пустоту. И страшнее этой пустоты нет ничего, Федь. Нет ничего ужаснее того, когда тебе некого любить и никого нет рядом с тобой. Даже фрики не так страшны.
– Но теперь я рядом с тобой. Всё хорошо?
– Всё отлично.
Таис шмыгнула носом и вдруг прижалась губами ко лбу Фёдора.
– Ты – самое лучшее, что у меня есть, – прошептала она, – и ничего лучше не будет. Мне пришлось сначала потерять тебя, и только после понять это.
Фёдор перевернулся на спину, обнял её здоровой рукой и осторожно провёл губами по щеке. От этих прикосновений жаркий огонь полыхнул в сердце Таис, разлился рекой по груди, заставил гореть пальцы и щёки.
– Я тебя тоже люблю, – проговорил Фёдор, – я тебя тоже люблю, мартышка…
Глядя на стены спальни, Таис так чётко и ясно поняла, что всегда была счастлива. Пусть её счастье было злым и даже яростным, но оно было, это счастье. Были ночи, когда Фёдор согревал её своим теплом, встречал после охоты, шутил и помогал тащить рюкзак с едой. Были дни, когда они вместе смеялись над всякой ерундой, болтали часами или ругались с Вальком.
И за всем этим счастьем стоял Фёдор. И жизнь без него казалась теперь бессмысленной и пустой. Вот что такое любовь. Это когда человек становится частью тебя, твоей души, и без него жизнь оказывается половинчатой, и души тоже остаётся только половина.
Фёдор всегда был рядом, даже в её мечтах о будущем. Зачем теперь ей удобная каюта на Втором уровне? Зачем хорошая еда и классная одежда? Чтобы умереть с тоски?
Лучше бы она осталась там и истекала сейчас кровью вместе с ним. Лучше бы она не спасалась.
– Федя, я люблю тебя, – шептала Таис и слышала в ответ только стон.
Эмма пыталась разобраться в себе, но чётких и правильных ответов не было. Невозможно дать однозначное определение такому понятию, как «любовь». Невозможно разложить на формулы и правила Закона.
Несмотря ни на что, любовь всё равно оставалась загадкой. Загадкой, которая определяет жизнь.
Но, несмотря на все сомнения, Таис знала, что обязательно будет рядом с Фёдором. Только он удерживал её от того, чтобы не превратиться во фрика. Это она знала точно. Просто наверняка. Чувствовала всей душой.
Она действительно стояла на краю пропасти. Один неверный шаг, одна ошибка – и необратимые изменения сотрут личность Таис. Её глаза, её улыбку. Заменят злобной оскаленной гримасой.
Таис почти ощущала эту злобу. Злобу, меняющую сущность человека. Только рядом с Фёдором она могла оставаться девочкой Таис. И уж лучше погибнуть, спасая детей от фриков, чем самой стать фриком. Хоть какая-то польза будет от смерти. Польза для детей, для станции.
А может, всё ещё закончится хорошо.
– Жалость – это чувство, которое могут испытывать только люди, – пояснил Мартин, – это за пределами понимания роботов.
– Вот как только роботы научатся жалеть, так сразу начнут превращаться в людей, – пробормотал, не отрываясь от планшета, Кир.
– Никак не могу понять, почему вы решили ввязаться в это дело – спасать детей? – вдруг сказал Мартин. – У вас же нет программ, вы свободны в своём выборе. Это опасное занятие, фрики могут ранить или убить. Зачем вам всё это?
– Потому что мы люди, железяка, – хмуро сказал Фёдор, – мы взрослые люди, и мы принимаем решения сами. Мы помогаем своим. И точка.
– Хорошо. Идёт. Договор, – выдохнула Таис, положила руку на плечо друга и ещё раз подтвердила: – Договор.
– Если живём, то вместе, – уточнил Фёдор, – если умираем, то тоже вместе.
– Да. Договорились.
– Я понял, Тай. Я многое понял. Ты знаешь, я раньше всегда думал, что мы что-то упустили из истории человечества. Жили наши предки трудно, тяжело. Болели, воевали. Но что-то позволило им прожить много тысяч лет. Что-то удержало человеческую расу от самоуничтожения. И я не мог понять – что. Только сейчас вот, кажется, начинаю понимать… В общем, сложно говорить об этом, Тай. Я думаю, что я люблю тебя. Я это понял только тут, когда слушал своего отца. Я очень сильно люблю тебя, Тай.
– Убийство – это не шутки. Надо обладать серьёзной мотивацией, чтобы лишить жизни человека.
– Что я тебе предскажу, добрый человек? Твоя судьба в твоих руках, а я старая стала и не знаю, как ее удержать…
Настоящая Мать рождает настоящих людей. Тех, кто неразрывно связан с планетой, у кого в ДНК нет встроенных модуляторов, кто не подчиняется чужой воле.
Настоящие люди всегда будут отстаивать свою свободу.
Настоящие люди всегда будут давать свободу другим.
Так было написано на синих столбах вокруг посадочной площадки в Белой пристани.
Люк шагнул к Мэй и обнял её. Прижался щекой к щеке, а потом поцеловал. Крепко и нежно поцеловал свою девушку. Он обнимал светловолосую, словно хотел на всю жизнь, до самого последнего вздоха запомнить её тепло и нежность. Впитать в себя её запах, встроить в свою ДНК её улыбку, свет глаз и дыхание. Чтобы Мэй действительно стала частью его самого. Ведь это хорошо и правильно – любить кого-то больше жизни. Любить так, чтобы никакие военные программы не заставили забыть и покинуть. Любить до слёз, до боли в лёгких и сердце, любить до последнего вздоха.
– Я вернусь, – тихо сказал Люк. – Ведь Потрёпанный Птах вернулся к своей Синей Птахе. Он вернулся к ней, и я тоже вернусь к тебе. Оставайся тут и дождись.
Ведь он давно понял, что важны не драконы. Не Живой металл, не возможность летать под облаками и убивать своих врагов. Важно каждый день провожать уходящее Светило вместе с любимыми людьми. Рядом с Мэй-Си, рядом с братьями и сёстрами, рядом с матерью.
Важно слышать их голоса и чувствовать их любовь. И если ради этого придётся отказаться от драконов – что ж, так тому и быть.
– Любить своих врагов? Так не бывает. Никто не любит своего врага.
– Тигаки, я уже говорила: люди сами себе враги. Не надо искать внешних врагов. Враг всегда внутри.
– Мы хотим… ну, то есть нам всем надо, чтобы война остановилась. Надо выключить всех роботов. Мы думаем, что если выключить все серверы, то война остановится.
– И люди перестанут убивать друг друга? – Хэна удивлённо подняла брови и посмотрела на Тигаки. – Это не так. Дело ведь не в роботах. Сначала вы думали, что ваши главные враги – это большие Деревья, иимцы. Потом вы думали, что это роботы. Но на самом деле вы сами себе враги. Пока вы не научитесь ценить и уважать жизнь каждого из вас, ваша война не закончится. А мы всё ждём и ждём, когда же вы перестанете уничтожать друг друга и с вами наконец можно будет поделиться новыми и лучшими технологиями. Как когда-то ждал Тамагури-Таган.
– Когда-то вон в тех больших скалах стоял высокий храм, посвящённый Настоящей Матери, – говорил он. – Это для того, чтобы люди не забывали о своих истоках. Не забывали, что раз у всех людей одна Настоящая Мать, то они все – братья, и потому войны между ними не должно быть.
– Только люди забыли об этом. Забыли о своей Настоящей Матери и забыли о том, что все они – братья. Вот и ненавидят друг друга, – понимающе произнесла Тигаки.
Нельзя никого убивать. Простое и лёгкое правило. Если ты не убиваешь других людей – они не придут к тебе для того, чтобы отомстить. Не направят на тебя своё оружие, не разрушат твой дом, не уничтожат твою жизнь.
Если ты не убиваешь, то не убьют и тебя…
Последнюю фразу Тигаки произнесла вслух, щуря глаза от ярких лучей Светила.
– Это не так, мелкая, – прозвучал за спиной слегка насмешливый голос Рогана. – Если ты никого не убиваешь, тебя посчитают слабой и уничтожат в первую очередь. Таковы правила живых на этой планете. И если ты живёшь на планете Эльси, то должна подчиняться здешним правилам. Твой враг всегда найдёт тебя, где бы ты ни пряталась. И лучшее, что ты можешь сделать, – это убить своего врага первой.
– Это мужское правило, – ответила Тигаки.
– Но оно работает.
К щекам Тигаки прикасался ласковый ветерок, под пальцами теплела гладкая кора дерева, и мир вокруг удивительным образом наполнял гармонией душу.
Всё хорошо. Всё славно. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна.
Мы все живём, дышим, двигаемся. У каждого есть предназначение. Каждый должен создать что-то своё, особенное. Посадить дерево, приручить дракона. Построить дом, нарисовать картину. Родить ребёнка.
И только предназначение роботов – нести смерть.
Ключи от цивилизации роботов. От таких, как Тхан. И от таких, как Ниу-Ши. Роботы бывают разные. Плохие и хорошие. Роботы, желающие убивать, и роботы, желающие развиваться.
Но ведь и люди бывают разные. Кто-то хочет рожать детей, разводить животных, строить дома и жить в мире. А кто-то желает убивать.
Тогда какая разница между людьми и роботами? Кто более достоин жить на планете Эльси? Чего хочет сама Настоящая Мать?
– Не надо пробовать подсчитать дружбу и вычислять привязанность, – нахмурилась Мэй. – Дружба просто есть, и всё. И нечего больше придумывать.
– Мы должны спасти Настоящую Мать. Потому что другого дома у нас нет и не может быть. Это наша земля, но мы до сих пор не научились жить в мире. Дети Настоящей Матери не умеют любить и прощать. Они умеют только воевать. Поэтому они превращаются в животных или в управляемых людей-роботов. И только настоящие дети Настоящей Матери знают, что надо делать.
– Потому что вы всегда считали, что одна нация лучше другой. Один народ более достоин жизни, чем другой. Вы не могли найти общий язык между собой, хотя научились писать программы для мощных роботов и научились использовать структурированную плазму. Ваша цивилизация двигалась вперёд, но в социальных отношениях вы оставались дикарями.
– В каких отношениях? – нахмурилась Мэй.
– В отношениях друг с другом.