Цитаты из книг
Переход или погружение в субъективность другой личности ... всегда возбуждает и пугает.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», – писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе – полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Холлингхерст («Эдвард Сент-Обин – вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин – один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Патрик начал понимать, что значит постоянная трезвость, - это непрерывный поток осознанности, это белый туннель, пустой и темный, как высосанная мозговая кость. "Хочу умереть, хочу умереть, хочу умереть", - бездумно бормотал Патрик, занимаясь обычнейшими делами. Лавина сожаления накрывала его, пока он ждал, когда закипит чайник или выпрыгнут готовые тосты.
![Сент-Обин Эдвард - Патрик Мелроуз. Книга 1 [сборник]](https://topliba.com/index.php/covers/700166_100x150.jpg?t=1733678508 "Сент-Обин Эдвард - Патрик Мелроуз. Книга 1 [сборник]")
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Ее постепенно развращали и утонченная, томная английская манера вести беседу, и привычка оборачивать свои слова предохранительной пленкой иронии, и страх показаться занудой, и утомительные способы всего этого избежать.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Я придерживаюсь мнения, что воспитание – это то, о чем впоследствии ребенок может сказать: "Если я выдержал это, то выдержу все, что угодно".
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Элинор так и не уяснила, отчего англичане полагают особым признаком благородства многовековое безделье в одном и том же месте, но Дэвид убедил ее, что так оно и есть.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
В вестибюле Элинор обрадовалась отсутствию Дэвида. Может быть, он утонул, принимая ванну. Ох, напрасные надежды.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Обстановка выглядела мрачно и богато. Вот и друзья у меня такие же, подумал Николас.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Его жизнь была полным провалом, его одиночество страшно было вообразить, и все равно его улыбка резала как нож, а если он и учился («учиться никогда не поздно!») быть приятным в общении, попытки эти вызывали легкую брезгливость у всех, кто его знал.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
О, я не претендую на уникальность! Я не один такой. Сказать по правде, в 1953 году, когда моя беспечная матушка извергла меня в эту юдоль страданий, в одной только телефонной книге Лондона уже значились 230 и еще 1 Питер Уокер, так что я не просто не один такой, нас слишком много!
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
Сентиментальность давала ей краткое избавление от жестокой суровости, вообще свойственной ее натуре, – это был своего рода шанс скинуть туфли, пошевелить пальчиками ног и посмотреть какое-нибудь дурацкое шоу по телевизору, то есть стать как все люди – как она их себе представляла: безбрежное море однообразной пошлости за высокой стеной ее собственного порочного и волнующего мира.
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
Его мысли спутались в такой чудовищный клубок, что у него создалось впечатление, будто он тянется к клавишам рояля, ускользающему от него по паркету кают-компании тонущего лайнера, а он пытается вспомнить пассажи пьесы, которую он некогда исполнял наизусть.
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
В просьбе об устранении следов есть одно неудобство: человек, устраняющий такие следы, сам становится следом.
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
Или, может быть, они обозлились за то, что он лишил их матери, когда они были еще слишком юны; возможно, они не поняли, что он пытался уберечь их от матери, вконец выжившей из ума. И теперь он мог почувствовать их боль, почувствовать, что если его дочери и были чудовищами, то только потому, что это он сделал их такими. Он пытался искупить свои прегрешения, он дал им все, все, о чем можно было мечтать, но, получив все это, они не могли думать ни о чем другом, как обращаться с ним точно так же, как он обращался с ними.
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
Его словно переплавили в тигле, причем он не желал и не планировал этой переплавки, и теперь в нем, казалось, не осталось ни ярости, ни амбиций – только любовь. Данбар вытянул руку и оперся о стену, и у него перехватило дыхание при мысли, какая же глубокая перемена в нем произошла и как он мог умереть, так и не изведав этой перемены.
Некогда могущественный владелец огромной корпорации Генри Данбар теряет контроль над реальностью. Его здоровье ухудшается, и он передает управление двум старшим дочерям, которые только того и ждали. Упрятав папашу в частную клинику, они замышляют хитроумный план, позволивший бы им обогатиться, оставив отца не у дел. Но Данбар, почуяв неладное, сам планирует побег из клиники, чтобы вернуть себе прежнюю власть и изменить свое решение в пользу младшей дочери, Флоренс.
Хорошо бы снова оказаться в обществе образованной тридцатилетней женщины, окончивший исторический факультет Оксфордского университета, с привычным сожалением подумал он, предпочитая не вспоминать о том, что с двумя такими женщинами уже развелся; впрочем, это нисколько не умаляло его воодушевления.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
После рождения Патрика, боясь, что ребенок станет для Элинор отдушиной или источником душевных сил, Дэвид озаботился тем, чтобы этого не произошло.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Вне всякий сомнений, он обладал нулевой толерантностью к толстякам, женщинам, старикам, представителям другой расы, ненаркоманам и наркоманам и, разумеется, был таким снобом, что никто не удовлетворял его требованиям.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
А дальше начинались всегдашние сентенции: наблюдай за всем... никому не верь... презирай мать... прилагать усилия — вульгарно... в восемнадцатом веке все было лучше.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Этот прищур глаз и кривая усмешка, то, как дерзко он заламывал одну бровь, как сутулился, скрючиваясь почти что в позе эмбриона, глупая саморазрушительная мелодрама его жизни — что из перечисленного нельзя было бы отбросить со смехом? Но что останется, если вычистить всю гниль? Это как попытаться вообразить хлеб без теста.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Грежу наяву, причем опять спорю сам с собой, и так без конца, — ответил Патрик. — Не пойму, отчего мне кажется, что в этом-то самая суть интеллекта — когда для ссоры никто другой не нужен; только было бы недурно наконец с чем-то определиться.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Как может он почувствовать под ногами твердую почву, если разложение составляет основу его личности и сопровождает ее на каждом этапе?
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
...no meant no, maybe meant perhaps, yes meant maybe and perhaps meant no, but the system did not work, and he decided that maybe everything meant perhaps.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Вода была очень горячей, тем не менее он погрузил ногу до безволосой щиколотки, почти ошпарившись. Инстинкт требовал отдернуть ногу, но Дэвид призвал на помощь глубинные запасы презрения, доказывая, что возобладал над болью.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Только не месть, не прощение случившегося не изменят. Это дела второстепенные, из которых прощение менее привлекательно, потому что подразумевает сделку с обидчиком.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...
Раз в опере есть ложи, с которых слышно музыку, но не видно сцену, он предлагал устроить звуконепроницаемые ложи, где не мешают ни музыка, ни актеры на сцене, — берешь мощный бинокль и рассматриваешь публику.
«Цикл романов о Патрике Мелроузе явился для меня самым потрясающим читательским опытом последнего десятилетия», — писал Майкл Шейбон. Ему вторили такие маститые литераторы, как Дэвид Николс («Романы Эдварда Сент-Обина о Патрике Мелроузе — полный восторг от начала до конца. Читать всем, немедленно!»), Алан Хол лингхерст («Эдвард Сент-Обин — вероятно, самый блестящий британский автор своего поколения»), Элис Сиболд («Эдвард Сент-Обин — один из наших величайших стилистов, а его романы о Патрике...