Цитаты из книг
Мужчины изменяют. Я знала это. Я видела это своими собственными глазами, в том самом доме, где прошло мое детство. Пусть тогда изменили не мне, но гадкая картина навсегда осталась в моем сердце, причиняя боль, разрушая веру в хорошее.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Нет более страшного врага, чем жена, с которой ты прожил двадцать лет и которая знает всю твою подноготную, которая поддерживала, если ты был не прав, и прикрывала, если совершал ошибку.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Предателей нельзя прощать. И не важно кто это: друг, брат, муж, молодой человек или родной отец. Нет и все.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Ненависть с равнодушием поступают точно так же. Приходят, занимают свое место и запросто перечеркивают все, что угодно.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
это любовь?! Она же не спрашивает, когда придти, просто приходит, занимает свое место в сердце, перечеркивая все остальное.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Придешь к мыслям, что сейчас помру всем назло, вот тогда он и поймет, кого потерял и будет жалеть до конца дней.
Это детский самообман. Никто не будет жалеть. У всех все будет хорошо. Ну может всплакнут разок и со словами «хорошая была тетка» пойдут дальше по своим делам.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Хорошо мужики устроились, ничего не скажешь. Увлекся, все бросил и гори оно синим пламенем, потому что у него новая любовка и хотелки. А то, что их поступки бьют не только по женщинам, с которыми прожили кучу лет, но и по детям – об этом они не думают. Зачем? Это же нарушит их вожделенный покой и потревожит хрупкую душевную организацию. Проще сделать вид, что они тут не при чем и дальше жить в свое удовольствие, а те, кто остался за бортом, пусть уж сами как-то барахтаются.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Он уже закрылся, переключился на другую женщину, а я для него – прошлое.
Вот он, тот самый «коротыш» в мужских мозгах, который за считанные дни, минуты, секунды обесценивает прежнюю жизнь, переворачивает все с ног на голову.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
— Я просто хочу, чтобы все прошло спокойно.
— Ты просто хочешь, чтобы тебе было удобно! И чтобы тебе никто нервы не мотал.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Я не знаю, как другие женщины прощали и продолжали жить с изменщиками. Это мерзкое чувство гадливости… оно же навсегда. Сколько бы времени ни прошло, как бы ни силилась простить и забыть, а с удовольствием есть тухлое яблоко, перемазанное нечистотами, не сможешь. Омерзительный привкус ничем уже не перебить.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Моя маленькая, глупая, залюбленная до невозможности девочка, привыкшая к тому, что ее семья – это нерушимая крепость, твердыня.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
Надо же, и температура прошла у бедолажки, и тошнота с перегревом. Вот что животворящий секс с чужим мужиком делает.
— Да пойми ты! Я влюбился! У меня чувства настоящие! — произносит муж, не понимая, какую боль причиняет своими словами. — А ко мне, значит, искусственные? — Настоящие! Были! Но столько лет прошло... Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь...теперь я ожил! Он ожил, а я умирала. разве это справедливо? — Как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь каково ей? Знать, что любимый отец...
"...терпеливые люди в гневе страшны."
Сидящая напротив девица усмехается и демонстративно кладет руку на свой круглый живот: — Как видишь, наша с Глебом любовь дала плоды. — И чего тебе от меня надо? — больно, но я держусь. — Самую малость. Скоро родится сын, и я не хочу, чтобы мой мужчина отвлекался на посторонних. Поэтому просто собери по-тихому весь свой выводок и освободи территорию. Пожила хорошо и хватит. Пора уступать место более молодым, красивым и удачливым. Уступать?! Э, не-е-т… Это точно не про меня. За свою...
"...детали, которые делают мужика мужиком: спокойная уверенность в своих силах, готовность защищать семью и дорогих людей, крепкие приоритеты."
Дилогия. Книга 1.
Сводный брат. Наглый, двуличный, жестокий. Мы возненавидели друг друга с первого взгляда.
Он пришел на мою территорию, в мою семью, мой класс. Он хочет отнять мечту и разрушить все, чего я так долго добивалась.
Он еще не знает, что у него ничего выйдет, ведь я никогда не сдаюсь и люблю игры без правил.
"Трусливый друг - хуже врага."
Дилогия. Книга 1.
Сводный брат. Наглый, двуличный, жестокий. Мы возненавидели друг друга с первого взгляда.
Он пришел на мою территорию, в мою семью, мой класс. Он хочет отнять мечту и разрушить все, чего я так долго добивалась.
Он еще не знает, что у него ничего выйдет, ведь я никогда не сдаюсь и люблю игры без правил.
"Утонуть в сожалениях об утраченном – легко. Гораздо сложнее дать себе тычка и начать двигаться. Начать что-то делать. Не позволять себе опускать руки и превращаться в блеклую тень на дне выгребной ямы."
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
"...никто не будет тебя любить, если ты сам себя не любишь."
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
"Очень сложно светиться изнутри, когда никто в твоем окружении не ценит тебя. Когда на заботу отвечают шипами и пренебрежением, когда находят тысячу более интересных дел, чем просто пообщаться."
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
Надо жить не только для кого-то, но и для себя. Иметь собственные интересы, не растворяться в других, путь даже эти другие – самые близкие люди на свете. Любить себя, как бы банально это не звучало, ценить.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
— Красивую жопу надо в любовницах держать. Ходить к ней как на праздник, одаривать подарками, рядить в жемчуга, золото, а когда надоест – а они все надоедают — без сожалений отправлять в отставку и, когда захочется, новую заводить. А дома надежная должна быть. Такая, что за тобой в огонь, воду и медные трубы без раздумий шагнет. Чтобы ты ей дом, детей, собственную жизнь не глядя доверил. Тихая гавань и одновременно каменная опора.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
Только не говори, что ты из тех наивных пятидесятилетних дяденек, которые искренне верят, что двадцатилетние девушки их искренне любят и млеют от тонкой душевной организации, дряблого живота и волос на спине?
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
Лучше пройти один рaз сaмыми дикими, но прекрaсными тропaми с тем, кто тебе дорог, чем сто рaз шaгaть по зaaсфaльтировaнной, вылизaнной дорожке под руку с посторонним.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
в бизнесе не прощaют тупости и ошибок, a тупых ошибок и подaвно.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
Окaзывaется, когдa срaзу озвучивaешь позицию, a не мямлишь и не пытaешься быть деликaтной, чтобы сохрaнить чужое душевное рaвновесие в ущерб своему собственному, срaзу стaновится легче дышaть.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...
... у женщины должен быть собственный зaпaсной aэродром. Нельзя всегдa и во всем слепо зaвисеть от мужчины, будь он хоть трижды прекрaсным.
— Что за женщина была вчера с тобой? — Ее зовут Вероника. — Ты с ней... Муж не отпирается, не извиняется, не жалеет. Вместо этого твердо произносит: — Да, я с ней. Он говорит это при детях. Убивает меня своим равнодушием. А они молчат. Отводят глаза в сторону и молчат. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. — Ты обманул меня...— сиплю, с трудом удерживаясь от слез, — вы все меня обманули. Предатели. Дочь, как обычно, закатывает глаза, а сын нарочито бодро произносит: — Мам,...