Чем отличалась моя семья от семьи мистера и миссис Воль? У нас каждый хотел добиться своего. И злился, не получая того, что хочет. Отец хотел, чтобы к нему не лезли, и раздражался, когда матушка не оставляла его в покое. Матушка хотела внимания, и даже, пожалуй, легкого поклонения своей фигуре и сочувствия — и истерила и мстила, не получая его столько, сколько считала нужным. Я хотела их любви и одобрения, и ненавидела их за то, что они не могли мне этого дать. И никто, никто в нашей семье не мечтал сделать друг друга счастливым.
-- В вас ни капли благодарности, а ведь я дала вам жизнь!
— Не припомню, чтобы я об этом просила, — не удержалась я.
— Так и меня никто не спрашивал! — вдруг вскрикнула она, будто я ее ударила.
Часто так бывает, что люди задают личные вопросы, когда на самом деле сами хотят не выслушать, а рассказать о личном, о своем.
— Вы же сказали, что!.. Вы же обещали мне сотрудничество! — кричал он, когда его выволакивали гвардейцы.
— Кажется, я вас обманул, — покорно повинился герцог, передавая листок с адресом доверенному человеку и предупреждая, что дело деликатное.
— Вы подлец и лжец!
— Возможно, — кивнул мужчина
Постарайтесь так больше не делать. В следующий раз зовите меня сразу, очень вас прошу! Мне легче разрешить вам попинать человека, чем надеяться, что все опять обойдется…
— Говорю же, это не я его пинала! — возразила я.
— Конечно, — кивнул он, — это принципиально меняет дело.
Я так испугалась! — врала я, — Так испугалась, что вообще не понимала, что делаю!..
Я поймала себя в момент, когда уже грустно сложила бровки домиком и посмотрела на него взглядом очень испуганного олененка. Поймала и подумала. Стоит ли врать? Может попробовать сделать первый шаг прямо сейчас, ничего не планируя, а просто сделать шаг навстречу и рассказать, как есть?..
Герцог мне, к сожалению, не помогал. Он уже подошел вплотную, почти прижимая к столу, в который я неожиданно для себя врезалась задницей, смотрел внимательно сверху вниз, с любопытством ожидая, что еще я скажу… Вот в таком положении хотелось исключительно врать! И даже не из страха, а из принципа. Чем больше от тебя хотят честного ответа, тем больше хочется наговорить в ответ чепухи.
«Больше всего в моей дочери меня смущает даже не то, что она абсолютно без берегов, а то, что она большую часть времени довольно правдоподобно притворяется, будто это не так. И вот она ведет себя, будто нормальная девочка, ты смотришь и думаешь: ну нормальная же девочка, совершенно нормальная — как все! Успокаиваешься и решаешь, что это все был просто затянувшийся трудный возраст… А она раз! И опять что-нибудь выкидывает, от чего волосы дыбом встают. И ты понимаешь: нет, дело все-таки не в возрасте… И ведь никогда не угадаешь, когда у нее опять засвербит в одном месте!
герцог Фламмен»
Правда, вос-хи-ти-тель-на, — повторил граф, — Когда делаешь, как чувствуешь. И говоришь, что думаешь. Тебе это очень идет, просто поразительно идет. И он не устоит, точно тебе говорю.
— Отец, скажите же скорее, как хорошо я выгляжу, а то люди грешным делом подумают, что вы совершенно невоспитанный человек!
Он выдохнул раздраженно и процедил сквозь зубы.
— Ты выглядишь совершенно потрясающе, как, впрочем, и всегда.
Во-о-т! Сразу видно — выдрессированный мужчина! Такой посреди ночи его разбуди, никогда не скажет «выглядишь хорошо — сегодня», такого так легко не поймаешь!
Я-таки вытащила его — почти волоком, но все же вытащила! — на совместное полуденное чаепитие. Он ненавидел отрываться от работы, но когда и кого в нашей семье это волновало? Меня тоже не спрашивали, хочу ли я замуж за герцога, но я же не ною!
Матушка как-то мне рассказывала, что устраивает отцу периодически скандалы и обижается на него как в последней раз из-за какой-нибудь ерунды. На вопрос, а зачем, отвечала: «А чтоб жизнь медом не казалась! Если не устраивать профилактических скандалов — начнет воспринимать мое хорошее отношение, как должное!». Дрессировала его, в общем.
— На запястье повяжем ленточку прямо поверх, чтобы его подчеркнуть, но только на одно, — вмешалась я.
— Так делали в позапрошлое столетие, — скривилась Элиза.
Я кивнула.
— Именно, значит сейчас так никто не делает — мне же лучше.
Почему я не люблю светскую жизнь? Потому что там искренность и простота — дурной тон, а кто лучше умеет грязно манипулировать — тот и более благовоспитан. Вежливость — набор заученных фраз и движений; прочитанные книги — лишь повод покичиться, а богатство гарнитура — достойная причина гордиться собой.
— Ах, Леона, ты еще такая наивная! Ты ничегошеньки не знаешь! Женщина может сделать все, что захочет, пока мужчина не знает о ее планах.
— Не сочтите за грубость, а сложно вообще сдерживать свою, так сказать, пламенную натуру? — улыбнулся он.
— Я вам по секрету скажу: я свою, так сказать, пламенную натуру порой вывожу погулять. Так что в остальное время она у меня спит почти спокойно!
— А за пламенной, так сказать, натурой сложно вообще ухаживать?
— Главное, дорогой граф, вовремя кормить!
Я была с ним в корне не согласна. Красивая и магически одаренная дочь герцога с хорошим приданым в девках не останется ни при каких обстоятельствах. Так я ему тогда и сказала.
В общем, отец ничего против меня не имел. Когда я помалкивала.
Отец же, в целом, против меня ничего не имел, а когда я появлялась перед его глазами, иногда даже вроде как удивлялся: «А это еще что такое и откуда оно у нас взялось?» — так и читалась в его взгляде. Единственное, что ему во мне не нравилось было моим довольно неплохим умом и крепкой памятью.
И тут, как водится, появилась я! Она не ждала, но я не спрашивала. Невзлюбила она меня еще в утробе, но поделать уже ничего не могла. Родилась я тоже умной и красивой. Умнее, чем хотелось бы батюшке, ведь дамам ум ни к чему; и красивее, чем хотелось бы матушке, ведь нахваливать за красоту лет с четырех стали в первую очередь меня, а не ее.
— Кто-то распускает обо мне лживые слухи, точно тебе говорю!
— Да зачем же лживые?.. — пробубнила себе под нос женщина, массируя висок.
Я всплеснула руками.
— Ну может и правдивые, откуда же мне знать! Но правду-то тоже по разному преподнести можно.
— Надеюсь это будут девочки? Если так, то я согласен и на двадцать. Как думаете, она не будет против? — мужчина понизил голос до хрипотцы, просительно заглядывая ей в глаза, — Пусть карты вам скажут — она не будет против? Я очень люблю детей и делать их тоже люблю…
— Просто, кажется, я в вас влюбляюсь.
Я сказала и сама удивилась. Слова вылетели будто сами. Я удивленно посмотрела на герцога, будто это он мне только что это выдал. Мужчина тоже выглядел слегка ошарашенным.
— Только сейчас? — спросил он спустя полминуты молчания.
— Что? — что?
«Только сейчас»? Вот это самомнение! А что, в него все с первого взгляда влюбляются? И если да — то кто эти все?!
— Просто вы с самого начала вели себя так, будто уже без памяти влюблены, — он вдруг улыбнулся так лукаво, что я вспыхнула.
— Я просто метила территорию!
— А они просто люди. Не лучше и не хуже нас, — поделился своим мнением герцог, — Более приземленные, но вовсе не глупые, в какой-то своей манере циничные и ухватистые.
Иногда на матушку накатывало настроение «Я для вас все делаю, а вы!», и тогда лучше всего было просто молчать и слушать, если уж не получилось вовремя притвориться трупом.
Он начинал смотреть на меня, а не сквозь, и не потому, что я его невеста. Ко мне, как к своей невесте, он относился с ровным уважением. Более того, за последнее время я успела показать ему те стороны своей личности, которые собиралась прятать минимум до второго ребенка, когда бежать ему уже будет совсем некуда!
Взгляд у княжны был примерно такой же, как у матушкиного кота, когда она решила, что носить его на приемы в сумке — очень милая идея, то есть крайне озадаченным этим странным миром людей! Она выглядела, как дикий олененок, которого вдруг вывели на шумную городскую площадь. Или как тигрица, которой повязали на хвост бантик, и она не понимает, пора ли рычать или это все-таки не нападение… В общем, потешно!