не могу назвать тебя "моё счастье", поскольку нет в тебе ничего моего, кроме одиночества
Звонка его ждешь не всем существом, а так Одной предательской хромосомой.
Бог заключает весь
Мир, оттого Он зрим.
Бог происходит здесь,
Едва мы заговорим.Бог, как Завет, ветх.
И, как Завет, нов.
Мы - рыжая нить поверх
Белых Его штанов.Бог - это взаимосвязь.
Мы частность Бога, Его
Случайная ипостась.
И более ничего.
хорошо через сто лет вернуться домой с войны,
обнаружить, что море слушается луны,
травы зелены,
и что как ты ни бился с миром, всё устояло,кроме разве что сердца матери,
выцветшего от страха до белизны
Свои вычисляются молниеносно, необходимость в остальных отпадает довольно скоро.
сколько надо драться, чтобы увидеть, что ты дерешься с самим собой?
И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, - я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного взрослеть, это хуже ада. Я играю блюз и ношу серьгу, я не знаю, что для тебя смогу, но мне гнусно быть у тебя в долгу, да и ты не рада».Говорит ей: «Я никого не звал, у меня есть сцена и есть вокзал, но теперь я видел и осязал самый свет, похоже. У меня в гитарном чехле пятак, я не сплю без приступов и атак, а ты поглядишь на меня вот так, и вскипает кожа.Я был мальчик, я беззаботно жил; я не тот, кто пашет до синих жил; я тебя, наверно, не заслужил, только кто арбитры. Ночевал у разных и был игрок, (и посмел ступить тебе на порог), и курю как дьявол, да все не впрок, только вкус селитры.Через семь лет смрада и кабака я умру в лысеющего быка, в эти ляжки, пошлости и бока, поучать и охать. Но пока я жутко живой и твой, пахну дымом, солью, сырой листвой, Питер Пен, Иванушка, домовой, не отдай меня вдоль по той кривой, где тоска и похоть».И она говорит ему: «И в лесу, у цыгана с узким кольцом в носу, я тебя от времени не спасу, мы его там встретим. Я умею верить и обнимать, только я не буду тебя, как мать, опекать, оправдывать, поднимать, я здесь не за этим.Как все дети, росшие без отцов, мы хотим игрушек и леденцов, одеваться празднично, чтоб рубцов и не замечали. Только нет на свете того пути, где нам вечно нет еще двадцати, всего спросу — радовать и цвести, как всегда вначале.Когда меркнет свет и приходит край, тебе нужен муж, а не мальчик Кай, отвыкай, хороший мой, отвыкай отступать, робея. Есть вокзал и сцена, а есть жилье, и судьба обычно берет свое и у тех, кто бегает от нее — только чуть грубее».И стоят в молчанье, оглушены, этим новым качеством тишины, где все кучевые и то слышны, - ждут, не убегая. Как живые камни, стоят вдвоём, а за ними гаснет дверной проём, и земля в июле стоит своём, синяя, нагая.
вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они - гвоздика или анис -
совершенно не нами
значительно лучше нас.
Я пришёл к старику берберу, что худ и сед,
Разрешить вопросы, которыми я терзаем.
"Я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет,-
Так вот ты ему не хозяин.Бойся мутной воды и наград за свои труды,
Будь защитником розе, голубю и - дракону.
Видишь, люди вокруг тебя громоздят ады, -
Покажи им, что может быть по-другому.Помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,
Ни злой немочи, ненасытной, будто волчица -
Ничего страшнее тюрьмы твоей головы
Никогда с тобой не случится"
У большой, настоящей жизни, наверно, новый производитель, другой штрих-код.
А ее состоит из тех, кто не возвращается ни назавтра, ни через год.
И небес, работающих
На вход.
не трави своих ран, мое сердце, и не раздувай углей уходи и того, что брошено, не жалей
мы не буквы господних писем, мы держатели для бумаг
мы не оптика, а оправа, мы сургуч под его печать
старость - думать, что выбил право
наставлять или поучать
мы динамики, а не звуки, пусть тебя не пугает смерть
если выучиться разлуке, то нетрудно её суметь
будь умерен в питье и пище,
не стремясь осчастливить всех
мы трансляторы: чем мы чище,
тем слышнее господень смех
... лгать - это методично тушить о близкого страх; наносить ожог
почему никакая боль всё равно не оправдывается тем, как мы точно о ней когда-нибудь написали
Того, чего не имеешь - не потерять,
что имеешь - не уберечь.
Так что обналичь и потрать свою жизнь
до последней старости,
Проживи поскорее прочь.
...всякая мечта, моё счастье, едва ты проснёшься в ней, - на поверку гнилая чёртова западня.
Я мечтаю пожить без имени
В кочевом заполярном племениГреться вечером возле пламени.
Ощущать божий взор на темени.Забери меня
Изнутри меня.
Покажи, как бывает
Вне меня.
как открывается вдруг горная гряда,
разгадка, скважина; все доводы поправ, ты
возник и оказался больше правды -
необходимый, словно был всегда. ты область, где кончаются слова.
ты детство, что впотьмах навстречу вышло:
клеёнка, салки, давленая вишня,
щекотка, манка, мятая трава. стоишь, бесспорен, заспан и влюблён,
и смотришь так, что радостно и страшно -
как жить под взглядом, где такая яшма,
крапива, малахит, кукушкин лён.я не умею этой прямоты
и точной нежности, пугающей у зрячих,
и я сую тебе в ладони - прячь их -
пакеты, страхи, глупости, цветы;привет! ты пахнешь берегом реки,
подлунным, летним, в молодой осоке;
условия, экзамены и сроки
друг другу ставят только дураки,
а мы четыре жадные руки,
нашедшие назначенные строки.
в бесконечной очереди к врачу стою.
может, выпишет мне какую таблетку белую.
я не чувствую боли.
я ничего не чувствую.
я давно не знаю, что я здесь делаю.
это меня они лечат, имевшую обыкновение
спать с нелюбимыми, чтоб доказать любимым,
будто клином на них белый свет не сходится,
извиваться, орать, впиваться ногтями в простыни;
это меня, подверженную обсессиям, мономаниям,
способную ждать годами, сидеть-раскачиваться,
каждым «чтобы ты сдох» говорить «пожалуйста, полюби меня».
Ничего страшнее тюрьмы своей головы никогда с тобой не случится.
лучше йогурта по утрам
только водка и гренадин.
обещай себе жить без драм -
и живи один.все слова переврутся сплошь,
а тебе за них отвечать.
постарайся не множить ложь
и учись молчать.Бог приложит свой стетоскоп -
а внутри темнота и тишь.
запрети себе множить скорбь -
да и зазвучишь.
Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь двестраницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой,сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тутже знаешь: нет, не тот.
И я уже в общем знаю, чего я стою, Плевать, что никто не даст мне такой цены.
...мальчики не должны длиться дольше месяца – а то еще жить с ними, ждать, пока перебесятся, растить внутри их неточных клонов, рожать их в муках; печься об этих, потом о новых, потом о внуках.