...дело не в том, что я хочу умереть. Не с такими мыслями мне приходится бороться. Все совсем наоборот. Даже в хороший день в глубине моего сознания начинает бурлить молчаливая тревога, с каждой секундой напоминающая мне, что я приближаюсь к концу своего существования. Напоминающая, что я не могу контролировать, когда, где или как я умру.
– История про Сару – про цепочку и сказанное ему… это неправда. – А. – Ты не удивлен? – Не совсем. Я думал об этом. Особенно из-за всего, связанного с Келли. Не знаю. Эта история слишком походила на фильм, чтобы быть правдой.
Теперь я понимала, что касательно Келли дело было не просто в какой-то цепочке. А в ее словах. Приписанных другому человеку. Ее назвали лгуньей не просто из-за крестика, а из-за того, что она сказала. Ее использовали как мишень, чтобы превратить Сару в героиню.
Иногда нормально верить в неправду
Когда у тебя появляется ребенок, понимаешь, как мало ты знаешь о взрослой жизни.
Относясь к погибшим, как к идеальным и невинным, мы только больше отдаляем их от нас. Может, так считаю только я, но, если у человека есть изъяны, он кажется более настоящим.
...Он не ответил, потому что ответа не было. Ничто из сказанного им не сотрет страх из моих мыслей - не только о смерти, сколько об исчезновении. Мою злобу за то, что меня родили, что я - сознательное существо, проклятое пониманием, что однажды все сделанное мной, все мои воспоминания просто исчезнут.
Может, так считаю лишь я, но, если у человека есть изъяны, он кажется более настоящим.
...Как я уже сказала - это хорошая история. И знаешь, что нравится людям больше правды? Хорошая история.
«Глиттер уже кругами носилась по двору, зажав в пасти взявшийся из ниоткуда теннисный мячик. Хоть я много раз видела ее такой с тех пор, как она оказалась у Денни, но это всегда ошеломляло. В ошейнике она такая спокойная, сосредоточенная. Денни говорит, он словно ее деловой костюм. В нем она понимает, что пора быть профессионалом. Но как только его снимают, пора развлекаться.»
Когда у тебя есть ребенок, понимаешь, как мало ты знаешь о взрослой жизни
Есть что-то в том, как складываешь кусочки головоломки, выясняешь, как мы оказались такими, кто привел нас к этому моменту…
Знаешь, что нравится людям больше правды? Хорошая история.
Его мозг находится в штанах - из чего следует вывод, что он микроскопический
— Испанский, а? Можешь сказать на нем что-нибудь интересное?
— El tono de tu voz hace que quiera estrangularme.
— Звучит сексуально. Что это значит?
— От звука твоего голоса мне хочется повеситься.
— Звучит соблазнительно.
— Испанский, а? — сказал он, разглядывая, подобранные листы. — Можешь сказать что-нибудь интересное?
— El tono de tu voz hace que quiera estrangularme. — Я поднялась на ноги и ждала, чтобы он вернул мне остальные мои вещи.
— Звучит сексуально, — он тоже выпрямился и передал мне то, что собрал. — Что это значит?
— От звука твоего голоса мне хочется задушиться.
— Соблазнительно.
Внешняя красота — это все, что у него было. Может у Уэсли Раша тело, как у греческого бога, но красота не затронула его души — такой же темной и пустой, как мой шкаф.
— Тогда почему ты меня так называл? Знаешь ли ты, насколько это больно? Насколько обидно мне было каждый раз, когда ты называл меня Простушкой?
— Что?
— Каждый раз, называя меня так, ты говорит мне о том, насколько ничтожной меня считаешь. Напоминал мне, что я страшная. Боже, как ты вообще можешь говорить, что считаешь меня привлекательной, когда постоянно меня унижал.
— Я чувствую себя грязной. — Грязное может быть веселым.
Я была убита иронией этого заявления. Я про то, что он использовал сексуальна и Простушка в одном предложении, подразумевая, что я — сексуальная страшилка.
— Кстати, что ты собираешься одеть? — Ничего. — Круто, но я не думаю, что они впустят тебя голой, Би.
- Мне он не нравится, - объясняла я. - В девяносто шести процентах из ста он меня раздражает, и иногда мне хочется его задушить. Но в то же самое время я... я хочу, чтобы он был счастлив. Я думаю о нем гораздо чаще, чем следовало бы, и я...
- Ты любишь его.
— Джентльмен никогда не раскрывает свои любовные связи. — Ты не джентльмен.
— Я наконец-то понял, о чем ты говорила до того, как уйти. Ты сказала, что ты, как Эстер. Теперь я понял. Первый раз, когда ты пришла ко мне домой, когда мы писали то сочинение, ты сказала, что Эстер хотела убежать. Но в итоге, все, от чего она старалась убежать, нагнало ее, разве не так? Ну так вот, и тебя что-то наконец, нагнало, но ты снова убегаешь. Только он, — Уэсли показал пальцем на мою дверь, — твоя нынешняя версия побега. Признайся, Простушка.
— Признаться в чем?
— Что ты от меня убегаешь. Ты поняла, что влюблена в меня, и сбежала, потому что это пугает тебя до смерти.
Уэсли Раш не бегает за девчонками, но приготовься, потому что ты будешь моей.