Он вдруг увидел то, что считал невидимым. Конец света.
Сроду не верил, что от правды бывает хоть какая-то польза.
Он из тех, кому по душе созерцать собственную жизнь и кто не приемлет всякий соблазн участвовать в ней. Замечено, что такие люди наблюдают за своей судьбой примерно так, как большинство людей за дождливым днем.
— А вообще, где она, эта Япония
Бальдабью поднял палку, направив ее поверх церкви Святого Огюста.
— Прямо, не сворачивая.
Сказал он.
— И так до самого конца света
На то была какая-то причина, только уже не помню какая. Вечно эти причины забываются.
... жизнь иногда поворачивается к тебе таким боком, что и сказать то больше нечего.
Ведь это так трудно – устоять перед искушением вернуться, не правда ли?
– Какая-то странная боль. Тихо. – Так умирают от тоски по тому, чего не испытают никогда.
– Какая она, Африка? – спрашивали его. – Усталая.
– А ты не знаешь, почему Жан Бербек перестал говорить? – спросил у него Эрве Жонкур.
– Об этом и о многом другом он так ничего и не сказал.
Ее неистовый взгляд властно принуждал всякое его слово звучать с особой значимостью.
- Ну и какой он, конец света? - спросил у него Бальдабью. - Невидимый.
Стократно он искал её глаза, и стократно она находила его. То был особый грустый танец, сокровенный и бессильный.
<...> У порога он в последний раз взглянул на неё. Она не сводила с него безмолвных глаз, отдаленных на столетия.
В подарок жене он привез шелковую тунику, которую стеснительная Элен так ни разу и не надела. Возьмешь ее в руки — и кажется, держишь в руках воздух.
Так умирают от тоски по тому, чего не испытают никогда.
Он не особо тяготел к серьезным разговорам. А прощание, как ни крути, разговор серьезный.