Я прожил жизнь под девизом «Мы можем всё, нас могут все». В промежутках между этими позывами-призывами мы пытались оставаться людьми.
Моисей таскал евреев по пустыне 40 лет, потому что, в отличие от Сусанина, действительно заблудился. Гафт почти 60 лет ведет свою зрительскую паству в одном и том же направлении, потому что гениально знает адрес.
Серьезно выбирают только президентов и друзей. Первых - от безвыходности, вторых - по наитию.
Чем добрее человек, тем он доступнее.
Так называемой частной жизни в нашей актерской профессии вообще нет, если актерское лицо примелькалось в народе.
Мой отдых - только под нашим кустом и чтобы никого не было. Лица наших комаров мне приятнее.
Сколько я всего уже отпил: водку отпил, коньяк отпил, кофе тоже. Не отпил только какой-то зелёный чай.
За водкой у меня бегает Феликс Дзержинский. Не всякий может таким похвалиться.
Дети, внуки и собаки быстро стареют. Хочется свежести. Появляются правнуки. Это обнадёживает.
Времена наступили не самые сладкие. Кризис. При этом сверху идет четкая установка: не сеять панику, не волновать людей понапрасну. Тебе заплатили зарплату в полтора раза меньше, а ты ходи радостный, словно проявил сознательность и накупил гособлигаций.
Вообще-то я урбанист, потому что вынужден быть городским. И если куда-то выбираюсь, то это не море, не Майами, а какая-нибудь тихая заводь средней полосы. Мой отдых — только под нашим кустом и чтобы никого не было. Лица наши комаров мне приятнее.
Как-то меня спросили: «Что, на ваш взгляд, не стоит включать в книгу воспоминаний?» Ответил: «Все, если боишься разоблачений».
И есть что вспомнить. Вернее, есть что забыть.
Расхожие истины всегда подозрительны, ибо их декларируют, не вдаваясь в смысл. Вот, например: "Счастливые часов не наблюдают". Вранье инфантильное! Так как счастье в основном — на стороне, то счастливые все время зыркают на часы, чтобы успеть вовремя вернуться на свое несчастное место.
За 80 лет не случалось всерьез отчаиваться – только делаю вид. Это сохранило шевелюру, гладкую кожу морды лица и инфантилизм старого мудака.
...только внутренняя целеустремленность превращает сильный дух в творческую личность.
Карьера - это мера тщеславия, а у меня тщеславие дозировано необходимостью не выпасть из обоймы достойных людей.
Чем крупнее личность, тем опаснее ее случайное осмысление. Поэтому личности вынуждены быть закрытыми от обывательских расшифровок.
Когда я слышал, как в «Сильве», в кульминации интриги, выходил Эдвин и произносил: «Сильва в Ареску не поедет» – я не мог, в силу того что учился очень плохо, понять, где этот город Ареска находится и куда она, сука, не поедет. И только к концу жизни я выяснил, что Вареску – это ее фамилия, а не адрес ее эмиграции.
... без лозунгов скучно и бесперспективно. Надо вешать новые. К примеру, я повесил бы: «Сохраняйте нас – нас осталось немного, берегите меня – меня осталось мало».
Однажды журналисты спросили, какой у меня самый нелюбимый вопрос. Ответил, что самый нелюбимый: «Как вы относитесь к сегодняшней жизни?» Потому что я к ней уже не отношусь. Я отношусь ко вчерашней и позавчерашней жизни.
У внуков я учусь цельности, а у правнуков – молодости.
На день рождения собирать уже почти некого. Кто еще пыхтит, до рюмки дойти не сможет.
... Наш менталитет – в том, чтобы глобально обсираться, а потом долго и гениально выкручиваться.
Но все-таки основная задача костюмеров – не в том, чтобы правильно одеть артиста. Главное – проследить, чтобы он не ушел домой в служебных носках.