У кого-то есть монстр под кроватью или кошмар за комодом. У меня же Платье в Шкафу и давнее отвращение к себе за то, что я так легко позволила собой манипулировать и заставить делать нежелаемое.
Даже если ты получила шрамы, успешно избежав чего-то, они остаются шрамами.
Как не раз замечала Шира, с тех пор как я поступила на службу в ФБР, веселья на вечеринках от меня почти не дождешься.
– Почему ты не стал техническим аналитиком? – Потому что предпочитаю свежий воздух.
Избавлюсь и от Платья, поскольку поводок остается поводком, хоть усыпь его бриллиантами.
Окружающий мир явно любит пинать тебя по яйцам.
– Так… чтобы сделать карьеру в ФБР, обязательно мыслить по-садистски и извращенно или это лишь немного помогает? – интересуется Гала.
– Надежда – такое странное понятие, Элиза, – шепчет Брэн.
Единственными двумя людьми в целом мире, которые обязаны охранять вас от любой жестокости, являются ваши родители. Травмы, нанесенные ими, в каком-то смысле глубже, чем кажется
Мы не обязаны быть сильными или смелыми, оптимистичными или какими-то там еще.
Мама всегда подчеркивала, что это нормально, когда у тебя не всё в порядке. Мы никому этого не должны.
В темноте таятся те же самые мучения, какие бывают и на свету. Просто трудно увидеть ту боль, что она скрывает.
Все становятся более искренними, когда их никто не видит.
Неудачное завершение любого проекта неизбежно вызывает страдания.
– Но почему же мне так грустно?
– Потому что те двери закрылись, и нам еще может не хватать того, что осталось по другую сторону, даже если мы сами предпочли уйти.
Можно создавать образы будущего, планировать жизнь, а потом вдруг все переворачивается вверх дном и вас захватывают сногсшибательные перемены, причем вы даже не в состоянии осознать их, пока реально не продвинетесь по этой грядущей дороге.
Единственными двумя людьми в целом мире, которые обязаны охранять вас от любых жестокостей, являются ваши родители. Травмы, нанесенные ими, в каком-то смысле глубже, чем кажутся.
Даже если когда-нибудь исчезнут телесные шрамы, шрамы на душе останутся с ней навечно.
El mundo está en guerra. Por lo que solo bay que dejar que se queme.Этот мир охвачен войной. Так пусть он сгорит дотла. (исп)
Публика отнимает трагедии у жертв.
— Разговор, агент Арчер, это погода или дорога. Предсезонные игры[17]. А есть у вас фотографии моей голой сестры или нет, я знать не хочу. –
Я поняла, что ответы не важны. Не важно, почему ты делал это, почему выбрал их, нас, меня. Не важно, как ты оправдывал себя. В любом случае ответы имели смысл только для тебя. Они были твои. Неверные.
Все неправильные.
Всегда неправильные.
– Две такие прекрасные леди, как вы, должны улыбаться!
– Мужчина, сующий нос куда его не просят, должен пойти в задницу!
Сейчас людям не терпится посмотреть, как я приведу себя в порядок, а я не хочу приводить себя в порядок. И не обязана. Если я хочу остаться сломленной, разве это не мой выбор?
— У тебя ведь есть своя собственная война, да, девочка?
Я задумываюсь, и вопрос, что стоит за словами, обретает форму. Форму Чави — со всей злостью, печалью и болью, что я ношу после ее смерти.
— Да, — говорю я наконец. — Только не знаю, кто на другой стороне. — Чтобы воевать, нужен враг, но я даже не представляю, кто мог бы вредить мне больше, чем я сама.
Если сгорать, то уж со всем миром.