С тех пор как Адам прикрылся фиговым листком, наши печали и радости связаны с деньгами. Если не соглашаться насчет денег, тогда насчет чего можно вообще согласиться? Деньги – самая бесспорная вещь в мире.
Лицо Господа соткано из света.
Вера смертельна, она замешана на крови.
Голова болит (в этом и состоит ее назначение).
Солдат, Великан, Вор: разобщенное трио или же рассеченный амфибрахий, оставшийся без единого горба дромадер, волочащийся в трех направлениях одновременно.
Главный враг слона - дракон, который высасывает из крови слона уверенность, а как насосется, так его всего раздувает, и часто бывает, что бедный обессилевший слон падает на него и его чешуйчатый враг взрывается. Такова природа слонов.
Сначала белые люди были болезнью, и никто не знал, что делать. Они являлись из-за моря в больших лодках с белыми крыльями, и рты их были полны крови и обмана, которые они выплевывали на тех, кого встречали.
Неужто вы не понимаете? Перепела ничего, совсем ничего не означают. Они - просто перепела!
Но они не понимали.
Когда тебя отталкивают и земля, и небо, что еще остается, кроме моря?
Никто не прощает правды, даже кардиналы.
Закон, запомните, - это неточный инструмент, почему и существуют законники. Он действует в чью-либо пользу – или, конечно, наоборот, - избегая близости к реальным фактам жизни, насколько это возможно. Он стремится усложнять положение дел.
Первое впечатление – не всегда самое лучшее.
Анахарсис Скифский, изобретатель якорей, трута и гончарного круга, говорил, что каждая виноградная лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь угрызений совести.
Иногда надо перебирать не только грехи отцов, мистер Ламприер, но и их несчастья.
Если Ламприер заставлял себя подняться с постели в семь или восемь утра, как положено, то потом весь день он бездумно слонялся по комнате, погрузившись в свои мечты, тупо глядя в пространство и предаваясь безделью.
Когда они будут писать свои исторические книги, мое имя прожжет дыру в странице.
Дело не в том, что мы делаем, а в том, в какую форму мы облекаем свои решения.
… какими глазами надо было смотреть на мир, чтобы различить в огне обычного афинского очага кровавые мучения Прометея, в песне соловья — насилие, совершенное над Филомелой, в каждом дереве — лицо, в каждом ручье — голос?
Его сын частенько спотыкался, и всякий раз, когда это случалось, Шарль запрещал себе оборачиваться, но напрягался и чуть заметно морщился. Конечно, его жена была права, совершенно права, однако у близорукости, физической и умственной, есть и свои преимущества. Она позволяет иногда видеть больше, чем думают.
Когда гример, которого Марчези отпустил (никто, никто не должен видеть его таким!), постучится в дверь, он подпрыгнет на месте от неожиданности. Он всегда подпрыгивал. И в Неаполе, и в Мюнхене, и в Вене, и еще раньше, в Риме. И с каждым разом ему все хуже. Марчези уже почти не мог контролировать страх ожидания. В Лондоне все будет так же, как и везде: ряды бессмысленных лиц, неотрывно глядящих на него из темноты зрительного зала. Он будет одинок. Музыка затягивается петлей вокруг горла.
Рот его откроется, и звук, странный и прекрасный, поплывет со сцены в зал. Этот неземной голос снова окажется здесь, снова будет принадлежать ему. Но откуда он берется? Откуда он приходит? Когда-то давно Марчези наградили талантом, но это была ошибка, недосмотр судьбы. И теперь этот дар приходится возвращать. А потом, однажды, когда Марчези снова откроет рот, первые ноты застрянут у него в горле и с губ его сорвется ужасный хриплый визг. Тяжелая рука постучится в дверь, на пороге встанет черная фигура в плаще с капюшоном и потребует от Марчези то, в чем он не сможет отказать. Он в ужасе ждет этого момента и даже торопит его, не в силах вынести ожидания: иди же, иди скорей…
Тук-тук-тук…
Мститель может взять лишнюю жизнь вдобавок к той,что причитается ему по праву,и превратить возмездие в кровную месть,а кровную месть- в войну.
Мы сами творим своих чудовищ.
Мы выбираем тех людей, какими станем.
Самые болезненные раны мы наносим себе сами.
Они принадлежат к поколению Геракла: только им дано собираться вот так,в роскошной протяженности момента.