В двадцатом веке на Старой Земле была целая сеть забегаловок. В них мясо дохлых коров жарили на топленом сале, добавляли немножко канцерогенов, потом заворачивали в пленку, синтезированную из нефти, и продавали по девятьсот миллиардов порций в год. А люди это жрали. Вот так.
– Ты веришь в Бога? – Я жду. Жду, когда поверю.
Я снова стал заглядывать в церковь и в бутылку и пришел к выводу, что религия проигрывает алкоголю в продолжительности и качестве даруемого утешения.
Книгу нельзя закончить, можно лишь перестать работать над ней.
"Слова - это пули в патронташе истины, и других ей не надо. А поэты - снайперы".
– Ты пишешь, конечно, и про Небесные Врата, и про «стадо карибу», но все это насквозь пронизано одиночеством, неустроенностью, цинизмом и страхом.
– Ну и что?
– А то, что никто не станет платить за то, чтобы полюбоваться на чужие страхи.
Всякая преданность божеству, либо концепции, либо общему принципу, которая ставит повиновение кому-то или чему-то превыше справедливого обращения с невинным человеческим существом, есть зло.
...даже в безнадежности всегда есть надежда.
Когда общественный нажим сменяется тоталитарным пинком, законы имеют обыкновение забываться, а то и вовсе отправляются на свалку.
"Верное слово отличается от подходящего, как светило от светляка".
"Поэты-бездумные акушеры реальности. Они видят не то, что есть, не то, что может быть, но то, что должно наступить".
Сол хотел понять, как может родиться какая-либо этическая система (и более того, целая религия, причем религия удивительно стойкая, сумевшая пережить все удары судьбы) из приказа Бога человеку убить собственного сына. То, что повеление было отменено в последний миг, не играло в глазах Сола ни малейшей роли. Не играло роли также и то, что повеление было дано лишь с целью проверить готовность Авраама к послушанию. Именно мысль о том, что пресловутое послушание позволило Аврааму стать родоначальником всех колен Израилевых, и приводила Сола в ярость.
"Мои ранние стихи были отвратительны. Как и большинство плохих поэтов, я этого не сознавал, надменно полагая, что сам творческий акт заведомо наделяет определенными достоинствами тех недостойных ублюдков, которых я тогда плодил".
[Мартин Силен]
Я пуст, и моя пустота... не более чем пустота.
Жизнь поэта – не просто языковой танец самовыражения с конечным запасом словесных фигур, нет, это практически бесконечное количество сочетаний воспринимаемого непосредственно и вспоминаемого, причем каждый раз в новых пропорциях.
Все пошло прахом, как, впрочем, и следовало ожидать. В реальной жизни хорошие концовки случаются редко.
Предрассветная тишина… Такая тишина бывает в зале за секунду до того, как оркестр грянет увертюру.
– Значит, по-твоему, она завершена? – спросил я.
– Конечно. Это шедевр.
– И ты думаешь, ее будут покупать?
– Ни хрена подобного.
Случай не та вещь, на которую стоит полагаться.
моя матушка говорила, что, когда в доме есть еда и можно посидеть с друзьями, не страшна никакая кара.
В этой долбаной вселенной, которую состряпал Господь Бог, обязательно случается что-нибудь непредвиденное.
...искушение тем сильнее, чем строже запрет.
- Эволюция приводит к появлению человека, а человек долго и мучительно обретает человечность...
- Сострадание, - проговорила Энея.
Отец Главк повернулся к девочке:
- Правильно, милая. Но люди ни в коей мере не являются единственным воплощением человечности. Наши вычислительные машины, как только начали осознавать себя, стали частью того же процесса. Они могут сопротивляться, могут противодействовать, преследуя собственные цели. Однако вселенная продолжает ткать узор, который объединяет всех.
Вселенная далеко не машина, и она вовсе не неумолима. Пришествие Христа научило нас тому, что на свете нет ничего неотвратимого. Исход всегда сомнителен. Выбрать свет или тьму, решает сам человек, точнее, разумное существо.
Мне показалось, я должен сказать что-нибудь умное. – Елки-моталки!