А от вранья единственная неловкость - оно требует хорошей памяти. Врать - как выстраивать карточный домик: каждую следующую карту надо класть все осторожней, глазу не спускать с ненадежной конструкции, на которую собираешься опираться. Малейшей детали из ранее нагроможденной лжи не учтешь - рухнет все. И уж есть такая особенность у вранья: одной картой дело никогда не обходится.
Когда судьба улыбается тебе, надо улыбаться ей в ответ. И я улыбаюсь.
Любовь - это борьба. Борьба двух созданий за то, чтобы стать одним.
Кто придумал, что правду легко говорить? Вот уже ложь.
«Паранойя!» — вопит марионетка, которой рассказали о кукольном театре.
Если человек не склонен к порядку, он и в гробу устроит бардак.
Заниматься надо тем, что получается лучше всего.
Есть только один я. Слишком тупой, чтобы хитрить, и слишком серьезный, чтобы играть.
Красота - это нескончаемая война с собственным уродством, любое перемирие в которой означает поражение.
Я вообще противник жизни в кредит. Приобретаешь нечто, что тебе принадлежать не должно, а расплачиваешься тем, что больше не принадлежишь сам себе.
— Мы ничего не делаем со своей вечностью, — шелестит Беатрис. — Какой великий роман был написан за последние сто лет? Какое великое кино снято? Какое великое открытие сделано? Мне приходит на ум одно старье. Мы ничего не сделали со своей вечностью. Смерть подгоняла нас, Джейкоб. Смерть заставляла торопиться. Заставляла нас пользоваться жизнью. Смерть раньше было видно отовсюду. Все помнили о ней. Это структура: вот начало, вот конец.
Когда бог ласково говорит с мясником, для последнего это скорее означает грядущее заклание, чем приглашение в апостолы. И кто, как не мясник, сам играющий в бога со скотиной, должен бы это понимать.
Память всегда старается усыпить совесть.
Только так человек может справиться с унижением и уничтожением себя: передавая унижение дальше, вмазывая в дерьмо других; иначе его не отпустит.
Есть люди, от которых что-то остается, а есть люди, от которых не остается ничего.
Посмотрел, как доехать. Поисковик и маршрут построил, и время примерное рассчитал - час от дома до восемьдесят первой.
Удобная штука. Вот бы судьбу можно было так простраивать: в точку А вбить текущую позицию, в точку Б - к чему хотел бы прийти. И Яндекс тебе рассказывает - сначала пешком тысячу километров, потом поездами три года, потом два брака, трое детей, работать только вот тут и вот тут, по столько-то времени. Продолжительность пути - сорок пять лет, но есть альтернативный маршрут.
Последнее волшебство в мире осталось - деньги.
Почему человека убить - получается, а простить - нет?
Кто в лифтах гадит, а кто остановки громит. Ясно, почему. По-другому человеку никак государству честно не ответить и за жизнь не отомстить.
Память у Суки была 128 гигабайт. Жизнь умещалась целиком, еще и оставалось место для музыки. Думаешь, ты своё прошлое помнишь, а помнишь на самом деле снимки, которые и так сохранены в мобильнике.
Теперь телефон такое в людях видел, что человек бы не разглядел. Можно стало вернуться, проверить себя.
Деньги беречь нет смысла: их все равно время по песчинке из рук вымывает. Да и нет никакого завтрашнего дня, ради которого стоило бы их копить. Жизнь всегда на сегодняшнем обрывается.
В двадцать лет настоящее слишком настоящее, чтобы будущее проектировать или прошлое мусолить.
Все магазины продавали разное, но все одинаковое: сюда люди приходили, чтобы себе купить новых себя. Покупали платья, думая, что вместе с ним новое стройное тело получат. Внутри часов за сто долларов была пружинка, которая самоуважение подзаводила. И все улыбочные магазины продавали счастье.
На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. особенно в России.
За богом грешники гоняются, мусолят его, с рамсами пристают. Праведному человеку с богом, как с водителем автобуса - не о чем разговаривать. Маршрут ясен: довёз - вышел.