У сыскной полиции ещё есть вопросы. Значит, вечность подождёт.
У порога смерти люди цепляются за жизнь и топчут других, стараясь спастись. И всё напрасно.
Водка - напиток печали. Хоть русская, хоть польская. Печаль князя столь глубока, что ее не залить.
Кредитная история делала тебя слабым, потому что потакала твоим желаниям. Да и не твоим вовсе. Тебе навязывают чужие желания, чужие мнения, чужие привычки, которым ты должен следовать. А раз у тебя нет сил - тебе предлагают кредитную историю, тебе дают ярмо, от которого ты не захочешь отказаться. Даже ярмо бывает сладостным. Тебе предлагают наслаждаться и наслаждаться, все больше наслаждаться мелкими наслажденьицами- и как будто манят тебя к Большому наслаждению. Маленькое удовольствие днем, маленькое удовольствие ночью. Без вреда для здоровья А чтобы ты мог наслаждаться, тебе надо тяжело и много работать. И тогда ты сможешь по настоящему вкусить наслаждение Большое. Тебе не хватает на наслаждения? Тебе поможет кредитная история, чтобы ты еще больше работал. И не думал работать плохо, иначе испортишь кредитную историю, и в следующий раз тебе не дадут много наслаждений сразу. Кредитная история делает тебя рабом наслаждения. Когда же ты будешь человеком? Теперь у тебя нет кредитной истории. Тебе надо выживать. На самом деле. Тогда ты получаешь единственное настоящее наслаждение. Самое прекрасное наслаждение, доступное человеку, - быть собой.
Жители столицы имеют странную привычку: не любят, когда к ним в дом стучится полиция. К подобным гостям они испытывают странную неприязнь. Нет чтобы встречать хлебом-солью или рюмкой с икоркой. Так ведь не спешат дверь отпирать, да еще и сердятся: дескать, по какому праву обеспокоили. Нелюбовь эта царит не только в домах всякого незначительного народца – солидные господа тоже не желают явить гражданскую сознательность. Напротив, обещают жаловаться и грозят «неприятными последствиями».
Цель эксперимента была практическая: при помощи гипноза заставить человека не дышать или ненадолго остановить сердце. Что будет, если гипноз удастся, Лебедева не слишком беспокоило. Страницы, где описывалось пробуждение от гипноза, он пролистывал.
Логика старалась, пыхтела, но не могла сложить осколки и не понимала, что происходит. А психологика вовсе помалкивала.
– По-моему, любая красивая женщина опасна. Такая сингулярность в подарочной упаковке, – сказал я. – Подойдёшь слишком близко – затянет так, что костей не соберёшь.
– А сингулярность – это, простите, что? – улыбнулась она.
– Чёрная дыра, – ответил я.
– Все брюнетки коварные. Души у них чёрные, – сказал дедушка. – Вот на тётку свою посмотри. Сидит, вроде улыбается, разговор поддерживает, а сама про нас разные гадости думает!
– Думаю-думаю, – подтвердила тётка-француженка. – Ещё какие гадости.
– Брюнетки – это ведьмы, – сказал отец и перекрестился.
– Да все рыжие стервы! – сказал дед. – Вот на бабку свою посмотри – рыжая как сатана! Думаешь, легко я жизнь прожил? Отмучался с ней и до сих пор мучаюсь.
– Рыжие – женщины страстные, но довольно ветреные, – философски заметил мой дядя – талантливый обвальщик мяса.
– Рыжей может быть любовница на месяц, но никак не жена, – сказала дедова сестра.
– Платить женщине за любовь – это пошло. А брать с них деньги за то счастье, которое щедро им даришь, совесть не позволяет. Вот и разрываешься на части.
– Наконец я твердо понял, что это не мое: семейная рутина и прочие пеленки не могут быть идеалом… – продолжил он, словно поддерживая спор с самим собой. – Это было последнее испытание, и я справился с ним, как подобает настоящему мужчине. Это большая победа логики и разума над мелким мирком женщин со всеми их финтифлюшками и чепухой. Включая горшки с цветами и модные шторы…
Тяжкий выбор – это не то, чем надо проверять мужскую дружбу.
Золото – это свобода, власть и благополучие.
Стоит барышням столкнуться с явлением, необъяснимым опытом жизни, как они сразу видят в нем проявления колдовства.
он сел за учительский стул, позволив себе закинуть ногу на ногу, и уставился в стену, на которой рядком висели классики литературы. Классики молча глядели на него. Гоголь улыбался, Пушкин о чем-то мечтал, Жуковский смотрел в будущее. Им было неплохо в портретных рамках. Потому что жизненные неурядицы остались далеко позади. У них была вся вечность.
Лебедев заявил, что на него можно положиться с закрытыми глазами.
Но Ванзаров предпочитал держать глаза открытыми. Всегда.
Закон и справедливость ходят вместе далеко не всегда.
– Неужели вы думаете, что в жизни что-то может случиться само или упасть прямо в руки? Ничто не улаживается, маменька, если к этому не приложить усилий и воли.
– Я не верю в то, что семью можно построить на любви. Мне кажется, главное – помогать друг другу и знать, что на партнера можно положиться. Если я выйду замуж, то выйду не потому, что полюблю какого-то человека, а потому, что буду уверена: он станет для меня надежной опорой. За это я буду ему не только верной женой, возможно, матерью его детей, но самое главное – помощником и советчиком. Я неплохо разбираюсь в людях, многое могу и на многое способна. Если это потребуется для моего мужа и семьи. Я буду сильной женой.
Любопытство – не порок, если умело его скрывать.
Женщина в беде становится настоящей. Притворство и выдумки, капризы и прихоти, мелкие шалости и гадости слетают шелухой, и она показывает себя такой, какая есть на самом деле.
В театре бытовало поверье: чем тяжелее дается спектакль, тем больший будет успех у публики.
Логика никого не выпускает из когтей, пока не доберется до виновного.
– Меня нельзя ни нанять, ни купить, – ответил Ванзаров.
– А что же вас ведет?
– Любопытство и любовь к истине.