Нет книжного, почитай, нет и города. Может, он, конечно, городом и зовётся, но пока нет книжного, это не город, а одно название.
Тень давно подметил: если не смотришь сериал, натыкаться всё время будешь на одну и ту же серию, даже через несколько лет: наверняка на этот счёт есть какое-нибудь общекосмическое правило
– Я лепрекон, – усмехнулся он. Тень не улыбнулся.
– Правда? – спросил он. – Тогда, может, тебе следует пить «гиннесс»?
– Стереотипы. Надо учиться думать самому, а не слушать, что говорят по ящику, – ответил рыжебородый. – Ирландия – это не только «Гиннесс»…
– У тебя нет ирландского акцента.
– Я тут слишком давно, черт побери.
– Так ты правда родом из Ирландии?
– Я же тебе сказал. Я лепрекон. Мы, мать твою, в Москве не водимся.
Даже и на самом дне бывают ямы, в которые можно упасть.
Никого не зови счастливым, пока он не умер.
... так же верно, как то, что вода мокра, дни длинны и под конец всегда разочаруешься в друге.
В домике пахло пылью и сыростью и чем-то смутно сладким, будто тут обитали призраки давно мертвого печенья.
Действительно опасные люди, чтобы они ни творили, верят, что творят добро, и ни секунды в этом не сомневаются. Тем и опасны.
Мы далеко не всегда помним о тех вещах, которые не делают нам чести. Мы склонны их оправдывать, укутывать в яркие обертки лжи или покрывать густой пылью забвения.
Информация и знания: две валюты, которые никогда не выходили из моды.
Не было на свете настоящей войны между двумя группировками, в которой бы каждая не считала себя правой. По-настоящему опасные люди верят, что они делают то, что делают, исключительно потому, что это, несомненно, самое верное. Вот это и делает их опасными.
“Люди стремятся забыть невозможное. Так мир кажется им безопаснее.”
Они как те люди, которые думают, что будут счастливы, если переедут в другое место, а потом оказывается: куда бы ты ни поехал, ты берёшь с собой себя.
Я хочу увидеть жизнь. Ухватиться за неё обеими руками. Оставить след на песке пустынного острова
Всё в прошлом. Мы живем с тобой лишь в памяти моей.
...глотал книжку за книжкой с большей жадностью, чем некоторые дети - обед.
Мне всегда нравились кладбища. Там так спокойно!
- Ты уже решил, чем займешься?
- Посмотрю мир, - ответил Никт. - Попаду в неприятности. Выберусь из неприятностей. Побываю в джунглях, увижу вулканы, пустыни и острова. И людей. Я хочу встретить много-много людей.
— Изо всех человеческих органов язык — величайшее чудо. Ибо им мы пробуем сладкое вино и горькую отраву, источаем мёд и горечь.
Девушка пристально посмотрела на него блестящими глазами и криво усмехнулась. Все равно она напоминала гоблина, но теперь - хорошенького.
Лил дождь, и мир растёкся на отражения в лужах.
- Я многому научился на кладбище, - сказал Никт. - Я умею блекнуть и ходить по снам. Знаю, как открывается упырья дверь и как называются созвездия. Но там, снаружи, целый мир: море, острова, кораблекрушения и поросята.
Первым уроком была история — этот предмет мальчику нравился, хотя ему часто хотелось поправить учителя: всё было не так, по крайней мере, если верить очевидцам.
Они мертвы. И в этом мире им больше делать нечего. Но не тебе. Ты живой, Никт. Это значит, твой потенциал бесконечен. Ты сможешь достичь чего угодно, сделать любое открытие, найти что-то новое. Если ты захочешь изменить мир, он изменится. Потенциал. Как только ты умрёшь, всё кончится. Всё. Ты сделал что сделал, придумал что придумал, вписал или не вписал своё имя в историю. Возможно, тебя похоронят здесь. Возможно, ты даже восстанешь. Но твой потенциал будет исчерпан.
Куда бы ты не поехал, ты берешь с собой себя.