Твой путь был довольно тернист. Ты повидал всякого и даже больше. Твои глаза до сих пор горят, не смотря на события, которые тебя коснулись. Горят ни каждый день, ни каждую минуту, но если в них происходит блеск или вспышка, то я точно знаю — это правда.
Знаешь, а ведь при жизни ты и гроша не стоила. Зато сейчас, когда тебя нет, ты засела полным коробом золота в закромах моей бредовой головы. Не зря же говорят, что мы не ценим то, что имеем. И я точно также тебя не ценил.
«– Доброе утро, капитан. – Доброе утро, Хэнкс. – Милости просим к столу, сэр. Кофе готов. – Спасибо, Хэнкс. Старик сел за камбузный столик и уронил руки на колени. Там, на коленях, они были как две переливчатые форели. Призрачные, будто сотканные из пара его слабого дыхания, две рыбины лениво подрагивали в ледяной прозрачной глубине. Десятилетним мальчишкой ему случалось видеть, как форель поднимается почти к самой поверхности горных ручьев. Едва приметные движения рыб зачаровывали тем...
«Захлопнув дощатую дверь с такой силой, что свеча потухла, Филомена с плачущими детьми оказалась в темноте. Теперь глаза видели лишь то, что было за окном: глинобитные дома по бокам мощеной улицы, по которой поднимался на холм могильщик. На плече он нес лопату, и медовый отблеск луны на мгновение вспыхнул на ее стали, когда могильщик повернул на кладбище и пропал из виду…»
Поздний вечер. Тишина. Посреди густонаселенного леса виднеется немалых масштабов особняк. Кажется, что вся дремучая округа разгорается ярым пламенем, когда в доме включают яркое искусственное освещение. Вечно дремлющие столбы никуда не торопятся, оставаясь на своем месте уже не первый десяток лет, охраняя дом от излишних лучей дневного света.
«Не болен я, но жизнь без материнской ласки, среди чужих людей, одинокая жизнь в обиде и унижении преждевременно сломили мою юность.
Теперь меня кололи терновые мысли.
Выгнали меня из родного дома, все забрали. Для Нюнька. За то, что он родился калекой, одарили его сердцем и достатком. А я родился здоровым, и за это меня лишили всего».
«Странное, неименуемое коснулось его шеи, прошлось по крохотным волоскам, пока он просыпался. Не открывая глаз, он вдавил ладони в землю.
То ли мир ворочался во сне, поигрывая древним подкожным огнем?
Или то бизоны выбивают дробь копытами в пыли прерий, в шелестящей траве, накатываясь, как черная буря?
Нет.
Что же это? Что?..»
Книга включает статьи и эссе известного историка литературы Леонида Гроссмана, ранее изданные в составе трех сборников: «От Пушкина до Блока: Этюды и портреты» (1926), «Борьба за стиль: Опыты по критике и поэтике» (1927) и «Цех пера: Статьи о литературе» (1930). Изучая индивидуальный стиль писателя, Гроссман уделяет пристальное внимание не только текстам, но и фактам биографии, психологическим особенностям личности, мировоззрению писателя, закономерностям его взаимодействия с...
«Я помню, как повесился Микола Басараб, потом за ним удавился Иван Басараб, а не прошло и года, как рано утром на маленькой вишенке повис Василь. Отряс с нее весь цвет, все волосы были в том цвету. Это уже трое, а ведь я еще считаюсь молодой человек — мне, может, есть, а может, и еще нет тридцати пяти лет».
Разные судьбы, разные истории, но одна истина и это: умение любить и сострадать… С любовью к вам,
Искандер Муратов
«…Заветный перстень – это, как кажется, невнятный отзвук неразгаданной любви поэта, отрывок его неведомого романа. Что дошло до нас: рисунки пером, строгие и печальные профили женских головок в рабочих тетрадях Пушкина, немного записок, две-три пометки, старинные портреты и вот перстень…»
Два героя – две судьбы. Любовь и мистика, все переплетено, каждый из них делает шаг, шаг который откроет им дверь в нужную им сторону? Или же шаг который разрушит судьбы наших героев? Интриги, хитросплетения вьются вокруг них но они справятся с этим и каждого ждет свой путь.
Я написал этот рассказ всего за одну ночь. Тело затекло, глаза покраснели от усталости, но тогда я этого не ощущал. Мною владела непреодолимая сила, заставляющая писать. И я дописал. Потом я подумал, что знаю, кто стал моей музой в ту ночь. Видимо, желая рассказать людям свою историю, алтайская принцесса выбрала именно меня. Только так я могу объяснить появление книги про звёздную красавицу Арианду. Сначала она казалась мне слишком фантастической, нереальной – красивая сказка, появившаяся из...
Что соединило, что почти сроднило их — известного ученого и гимназиста-недоучку, не знающего ни Тургенева, ни Гоголя?
В маленьком сборнике рассказов, как в дорожной аптечке, должно быть только необходимое и жизненно важное: немного про любовь, немного про старость, немного про работу и все же еще немного про любовь, потому что она – сильнейшее из лекарств. Героями этой книги стали в основном мужчины: стареющий писатель, переживший теракт; московский дворник с воображением подростка; системный администратор безликой фирмы, умеющий путешествовать на другую сторону смерти… Сюжеты здесь собраны и реальные, и...
Впервые опубликовано в первом (и единственном) номере журнала «Низа». Входит в сборник «Мурашки», 1949 г.
«Ни для чего он не бывает достаточно подготовлен, но не может даже упрекать себя в этом, ибо где взять в этой жизни, так мучительно требующей каждую минуту готовности, время, чтоб подготовиться, и даже найдись время, можно ли подготовиться, прежде чем узнаешь задачу, то есть можно ли вообще выполнить естественную, а не лишь искусственно поставленную задачу? Потому-то он давно уже под колесами; странным, но и утешительным образом, к этому он был подготовлен меньше всего…»
«Вечером, когда ты, кажется, окончательно решил остаться дома, надел халат, сидишь после ужина за освещенным столом и занялся такой работой или такой игрой, закончив которую обычно ложишься спать, когда погода на дворе стоит скверная, так что сам бог велит не выходить из дому, когда ты уже так долго просидел за столом, что своим уходом сейчас удивил бы, когда и на лестнице уже темно и парадное заперто…»