Все считали его странным, если вообще обращали на него внимание.
Книги! Открывать их, слыша треск иссохшего клея, выпускать наружу их запах, с громким стуком закрывать. Оберону нравились большие книги, нравились старые, лучше - многотомные,...Такие книги - большие и старые - самой своей природой были предназначены хранить тайны.
С возрастом понимаешь, что мир действительно стар - очень стар. Когда ты молод, тогда и мир вокруг тоже кажется молодым.
Есть чары, которые длятся и долго держат мир в своей власти, но есть чары и недолговечные, которые быстро испаряются и оставляют мир прежним. Спиртное, как известно, относится к последним.
Когда тени под луной мягко переместились с одного конца Эджвуда на другой, Дейли Элис приснилось, что она стоит на лугу, усыпанном цветами, словно звездами, а на холме высится дуб, в обнимку с терновником. Их ветки переплелись тесно, будто пальцы.
А в отдаленной спальне за холлом Софи приснилось, что в ее локте со скрипом отворилась крошечная дверца, сквозь которую дул ветер, проникая глубоко глубоко, до самого сердца. Доктору Дринкуотеру приснилось, что он сидит за своей пишущей машинкой и выстукивает следующее: «Есть на свете одно старое престарое насекомое, которое живет в земляной норе. Июньским днем это насекомое надевает летнюю соломенную шляпу, с помощью трех из шести своих рук захватывает с собой трубку, посох и лампу, и вслед за червяком, по корням, добирается до лестницы, которая ведет к дверце, открытой в простор голубого лета». Написанное показалось доктору чрезвычайно важным, но, пробудившись, он, несмотря на все старания, не смог вспомнить ни единого слова. Ма, спавшей бок о бок с ним, снилось, что супруг находится не у себя в кабинете, а с ней на кухне, а она без конца вынимает из духовки противень за противнем, на которых лежат круглые коричневые булочки. На его вопрос, что это такое, она ответила: «Годы»
— Но ты же видишь? Все это должно было произойти. И я знала об этом наперед.
— Но почему? Почему ты так уверена?
— Потому что это Повесть, где все происходит по писаному.
— Но я не знаю, повесть ли это.
— Люди в повестях об этом никогда не знают. Но все-таки они в повести.
Не так ли и всегда действует память? Лепит кирпичики из ничего и встраивает их один за другим в так называемое прошлое, а на самом деле лабиринт, чтобы было где спрятаться чудовищу или чему-то чудовищному?
Ветер дышит, где хочет.
Почему нам кажется, что внутри нас есть какое-то пространство? - с удивлением думала Роузи. Когда там все забито внутренними органами, тканями, жидкостями, чем еще? Такое чувство (такое чувство в ней возникло сию секунду), что тело - система пещер, вертящихся туннелей, чуть освещенных или темных, неизведанных.
Желание - это жизнь. Мечты - это жизнь. Лишь не надо желать, чтобы вещи остались прежними, или мечтать, что они могут быть неизменными.
Пирс осторожно положил трубку и долго сидел, не думая ни о чем: сидел, точно спиной к двери, в которую ломится орава мыслей.
Знайте, истина в том, что повторено трижды подряд.
Лучше зажечь свечу, чем проклинать темноту.
Жизнь - это мечта, проверенная физикой.
- Помни, что душа - единственная часть человека, способная любить, - никогда не может ощутить тело другого человека; она может видеть - и любить - только его отражение в твоем сердце, в твоем духе.
Лучший сюрприз - тот, о котором ты догадался, о котором знал и все же не ожидал его.
- Мы думаем, что знаем человека, раз наши чувства к нему так сильны. И верим: чем сильнее чувство, тем лучше мы знаем любимого. Но так бывает не всегда.
Если однажды Господь велит всему сущему одновременно увеличиться в размере в два раза, всему, включая нас, заметим ли мы это?
Совпадение противоположностей. Фортуна располагает таким богатством вариантов, что перемены будут длиться вечно и ничто не повторится дважды.
Самое тайное - то, что забыто.
На каждую утрату найдется возмещение - равноценное или равновредное...
Странное у них поколение, слабый шов в ткани общества, кое-кто всерьез стремился к великой цели, кто-то нет, а иные и сгинули. В большинстве своем оптимисты, но перед всяким в любой момент может разверзнуться бездна, и жить приходится с оглядкой и опаской.
Поклоняясь им, мы сами надеваем оковы, что соединяют нас с теми, чьи дары мы принимаем.
Страна Смерти совсем рядом, но путь в нее неблизкий. Порой туда не добраться за ночь, хотя все время понимаешь, что тебя отделяет от нее всего лишь один шаг.
Проклятие рода Расмуссенов. Словно ступни у нас прилеплены задом наперед; думаем, что спасемся от самого жуткого страха, а на деле-то бежим прямо к нему.