Еду можно требовать. Это никого не обижает. А требовать любви - нет. Когда начинаешь требовать любви, все сразу оскорбляются.
Какими бы странными ни казались нам поступки некоторых людей, нужно принять: действуя определенным образом, люди стремятся к хорошему. Только каждый понимает хорошее по-своему. Но если верить в то, что все-таки цель у каждого благая, жить становиться легче.
Когда хочешь что-то изучать, а не когда тебе это навязывают, сразу появляются и силы, и энтузиазм.
"Наверное, все люди - дети. Обиженные люди - это обиженные дети. А счастливые люди - счастливые дети."
Если думать в этом ключе про всех людей на свете, то становится совершенно невозможно ни на кого сердиться.
... я поняла, что такое учить людей! Это значит быть соединительным проводком между учеником и миром. Дарить людям то, чего у них никогда не было, - умение и знание. Ты чем-то владеешь. А другой человек тем же самым не владеет совсем. И ты ему потихоньку даришь. И тогда этот человек открывает для себя жизнь! Значит, учить - это помогать людям жить!
Ну и в чём твоя уникальность? – проворчала я. – Нет, дорогой, ты должен научиться делать что-то особенное, что отличает тебя от других. Иначе в нашем мире не выжить. То есть выжить-то можно. Но жизнь твоя будет скучна и сера, как текст Чернышевского.
Между прочим, говорят, что материнство – это вечно остывший чай.
Мне вдруг стало невероятно смешно. Смех стал щекотать мне горло, потом спустился ниже, побежал по спине, и мне захотелось расхохотаться в лицо этой стрекозе. Она что, больная? Я не собираюсь становиться Лилькиной няней даже на три дня!
– Ест она очень мало. Контролируйте, чтобы обязательно в рационе были овощи. Спать она ложится в одиннадцать. Контролируйте! – продолжала тем временем Евгения. – А самое главное..
Она вынула из карманчика рубашки крошечный блокнот, тоже зеленый (ну просто Изумрудный город, елки, а она – не Евгения, а Гудвин, Великий и Ужасный).
– Вот. Это пароли от ее ЖЖ и странички «ВКонтакте». Проверяйте все каждый вечер, особенно «ВКонтакт». Вы должны быть в курсе всей ее переписки, всех разговоров. Если что-то покажется подозрительным, звоните мне. Обязательно читайте ее подзамочные посты в ЖЖ! В двенадцать у нее хорошая фаза сна, крепкая, можно усесться и прочесть. В принципе там ничего такого особенного она не пишет, в основном обычные девчоночьи мысли, но нужно держать под контролем каждый вздох.
– Вы серьезно? – спросила я.
Смеяться мне расхотелось. Я спросила ее: «Вы серьезно?», но на самом деле имела в виду: «Вы с ума сошли?»
Она поняла, что я имела в виду. Поджала губы.
– Знаете, – сказала она, – я не хочу потерять ребенка. Представляете, что она может сделать? Она может уйти из дома. Один раз она уже так поступила. Если бы вы знали, что испытывает мать, когда забивает в гугл: «Поисковый отряд „Лиза Алерт"»…
Она сидела с прямой спиной и смотрела на меня
не отрываясь. А я глядела на нее. Если бы в этот момент за окном пролетали инопланетяне, то они, наверное, решили бы, что у нас идет обмен информацией «глаза-в-глаза». Но они бы ошиблись. Она говорила о своем. А я думала о том, что все-таки Лилька не врет. Что ее родители только кажутся нормальными, обычными. Ходят, улыбаются, макают, наверное, печенье «Юбилейное» в чай, а может, маслом его мажут. В гости ходят, поздравляют друг друга с Новым годом, за тройки пилят. Но на самом деле они хотят «контролировать каждый ее вздох». Больные совсем. Окончательно и бесповоротно. Мне вдруг стало понятно, что у Лильки с лицом было такое. Она прямо как маску надела и ходит в ней по дому. Защитную маску. Защиту от «наезжающих стен».
И это называется «мы с мужем работаем над тем, чтобы Лиля перестала нас обманывать»! Да-а…
Я смотрела на Стрекозу, которая со встревоженным лицом рассказывала, как искала Лильку по скверу, и думала: они хоть представляют себе, эти родители в теннисках и зеленых рубашках, что значит, когда ты не можешь сам ни-че-го – ни выбрать, что есть на обед, ни решить, на какие отметки ты будешь учиться, ни даже написать спокойно фразу где угодно, хоть «ВКонтакте», хоть в тетрадке, и быть уверенным, что никто не узнает об этом. Как живет бедная Лилька? Что у нее в голове?
«Как у нее внутри все хрупко, – пришло мне в голову, – как в тесном магазине, полном фарфоровых сервизов. А Лилькины родители так и норовят устроить в этом магазинчике танцы, а то и погром! Слоны толстокожие! – с неприязнью подумала я. – Даже не делают попыток понять собственного ребенка. Разве ей много нужно? Просто надо проводить с ней время, вот и всё. Ладно. Я поняла это, вот я и буду проводить с ней время».
Бывает же так: ты привык к своему жилищу и тебя уже ничего в нем не восхищаешь, а кто-то придет, похвалит какую-нибудь ерунду, вроде веточек ивы в стаканчике из-под йогурта на подоконнике, и ты думаешь: а и правда, здорово я придумал.
— Мой папа, — сказала я, — детский писатель. И как-то раз он давал интервью журналу. И сказал: детские книги должны заканчиваться хорошо. Добро должно побеждать зло. Потому что в детстве нужно сделать прививку доброты. Сработает, не сработает эта прививка — никто не знает. Но её надо сделать.
когда я была маленькой, то плакала, глядя в зеркало. И плакать могла бесконечно, потому что мне было саму себя жалко.
Мне было все равно. Я могла бы и на улице посидеть, прямо на снегу. Какая разница? И в груди, и в животе, и в пальцах ног и руки – везде у меня был тот же холод, что и снаружи, на улице.
Вот забавно – мир может рухнуть, треснуть, а родители будут прежде всего волноваться за тебя, всё ли в порядке лично у тебя. Подумаешь, треснул мир, но ты-то, ты, суп до конца доела? А подштанники надела?
- Я плакать не буду! — сказала я даже не доктору, не Кьяре, а скорее — бычку, который падал с довольным видом, показывая, что можно и упасть, это довольно приятно.
Может, бычку и приятно. А если я тут упаду — так кто Кьяру домой-то потащит?
— У тебя есть мечта? — вдруг спросил Андрюша, глядя на своего зайца.
От неожиданности я чуть не уронила весь кусок в воду. Конечно, у меня была мечта. Я хотела стать смотрителем маяка. Купить кучу книжек и запереться с ними в каменной башне с прожектором. Но я никому не говорила об этом. Да и как это сказать? Ведь любой нормальный человек спросит: «А что для этого закончить надо?»
детские книги должны заканчиваться хорошо. Добро должно побеждать слово. Потому что в детстве должна быть сделана прививка доброты. Сработает-не сработает эта прививка – никто не знает. Но её надо сделать.
родители вообще иногда иностранцы. Некоторые вещи им вообще невозможно объяснить. Вот как иностранцы не понимают «загадочную русскую душу», так и родители – нашу.
Надо думать о сказках. Русских народных, или каких там….. В которых гонцу, который принёс плохую весть, отрубали голову. И когда читаешь такие сказки и удивляешься жестокости обычаев, то никогда не думаешь: а был ли выбор у гонца? Мог ли он сказать что-то ещё?
За мной приходила мама, долго и громко ругала меня за то, что я сижу на ледяном камне и таскать по врачам меня ей, а не кому-то еще, но я была счастлива. Пусть ругается, даже при всех, но только пусть будет рядом, пусть заберет скорее домой.
Плевал Бог на нас, поверьте.
Жизнь похожа на вязание. Если вяжешь спокойно, будет красивая вещь. А если торопишься и пропускаешь петли, получится неровно и с дырками.
МЫ терпим, а не папы. Мы герои, а не они! По ним не ползают Жучки Отчаяния!
Больница - это всегда неожиданно.
Запретить себе завидовать - очень сложно.