Что я точно знаю про людей – хочешь им понравиться, заткнись, и пусть говорят они.
И вообще, я часто поступаю ужасно нелогично и по-дурацки. Порой некоторые вещи, которые надо сделать, не делаю. Я просто не умею жить нормально, по-человечески.
Вот и я как идиот не осознавал этого, пока не увидел, как она физически умирает, но было уже слишком поздно что-либо говорить или делать. Я не мог поверить, что мне потребовалось так много времени, чтоб хоть капельку осознать это. Передо мной лежал человек и умирал. Единственный раз жил на земле кто-то с такими глазами и такими ушами, и такой привычкой дышать ртом, и такими ужимками перед взрывом смеха, когда она поднимала брови и слегка раздувала ноздри; единственный раз в истории Вселенной появилась эта личность, и теперь ей оставались последние минуты, и это оказалось выше моих сил.
Первичная гипотеза: то, что представляется страданиями одному человеку, может быть радостью для другого.
Слушать людей нужно не для того, чтобы узнать что-то интересное, а для того, чтобы прослыть славным малым и понравиться им - ведь все любят поговорить, особенно о себе.
В четвёртом классе я осознал, что девушки привлекательны. Но, конечно, понятия не имел, что с ними делать. Просто хотел, типа, заиметь одну в собственность или как-то так.
- Молодые нигилисты, - назвал нас папа.
- А кто такие нигилисты?
- Нигилисты верят, что ничто не имеет значения. Они верят в ничто.
- Ага, - согласился Эрл, - я нигилист.
- Я тоже! - поддакнул я.
- Молодцы, - улыбнулся папа. А потом посерьезнел и добавил: - Только маме не говорите.
Я просто Томас Эдисон тупых разговоров.