Цитаты из книг

Княжна словно пришла из другого мира, мерцающего, как чрево Матерь-горы. Этот мир — многолетняя слава, древняя кровь и верные воины, которых воспоют в легендах. Это литые колокола на соборах, бьющие на княжеское рождение, свадьбу и смерть. Это величие, ладан и бархат, а не пряжа, коромысло и холстина.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

У седого Крумра была смирная светлая кобылка, но на мосту через Русалочью реку она неожиданно понесла. Старик, охнув, перехватил поводья все еще крепкой рукой — и не сумел ее удержать. Кобылка, вдохнув запах тины, испуганно заржала, забилась и, оттолкнув остановившегося коня Скали, — изо рта мужчины полилась жуткая ругань, — поторопилась к земле. Она обогнала коней Тойву и Оркки Лиса и, перемахнув через последние доски, перенесла хозяина на противоположный берег.
— Стой, дура! — Крумр натянул удила. Седые пряди хлестнули его по сильной спине. — Стой!
Светлая кобылка заржала еще раз — жалобно и тихо. И остановилась, принявшись тревожно перебирать ногами.
— Ох, братцы, ну и дела, — Крумр вытер лоб медвежьей ладонью. И облегченно засмеялся.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

На ночь они остановятся ниже по долине, врезающейся в скалистое предгорье. А утром недосчитаются седого Крумра — часовые расскажут, как он, едва не затеяв драку, взял смирную кобылку и поехал на юг от лагеря, к болотам, в которых терялась Русалочья река. Совьон знала, что Крумру почудилось, будто там кричала его дочь Халетта. Что ночью он будет словно пьян или болен, и русалки уволокут его тело туда, где вода быстрее. Зацелуют-обглодают глазницы, вплетут цветы в седые волосы, затянут косы вокруг шеи. Рыбы поселятся в его ребрах, а водоросли опутают грудину.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

Хортим не успел ответить — вежливо и достойно. Из горла Фасольда вырвался нечеловеческий, звериный рык. Прежде чем всполошилась Соколья дюжина и двинулись княжеские кмети, воевода выхватил топор и со страшным треском вогнал его в ближайший стол. Под лезвием разошлась древесина, и в дубовой столешнице появился раскол, короткий и зияющий.
— Вот тебе, а не гости и пиры, волчий выродок. — С лица Фасольда еще не сошла багровая пелена. — Ты всего лишь трус, Мстивой Войлич, который трясется за свою шкуру.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

Весь мир для нее состоял из нитей. Нити леса, воды, запаха ежевики, конского топота. Они тянулись по воздуху, путались, тонко звенели — бери их, Рацлава, пропускай сквозь свирель и тки музыку. Но из самых нежных, горячих, певучих нитей-струн состояли люди.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

Жаровня потухала — в ее неверном свете Хортиму привиделось, что зрачки у Вигге вертикальные.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

— Сов Ён быть старше на восемь, но казаться, что на восемьдесят. До того она есть загадочна.
— У меня тоже есть такой друг. Он старше меня на шесть зим, а кажется, что на шестьдесят. Он не загадочный, просто ворчливый, как дряхлый дед.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

Люди проводят его так, как не провожали никого раньше. Для Хьялмы выстроят великую усыпальницу, и к ней еще долго будут приносить корзины с фруктами, зерном и охапками цветов — как дань памяти. Над гробом воздвигнут скульптуру: вот он, князь, лежащий над своей домовиной. На его лбу — халлегатский венец, в руках — меч, на теле — одежды, и на них камнерезы вытеснят каждый узор. Лицо статуи будет умиротворено и строго, устало опустятся гранитные веки, на которых удастся разглядеть каждую морщинку, появившуюся раньше времени...

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

— Гляжу, твой воевода опять невесел, а, Хортим Горбович? — Тихо ты. Не буди лихо.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

— Ни к чему мне твой лекарь, князь. — Зубы у него были багровые. И язык, ворочающийся во рту, — багровый. — Не гоняй его зазря.
А потом в его глазах, светлых и холодных, будто древние ледники, мелькнули такие тоска и боль, что стало горестно.

Год змея

Яна Лехчина

Говорят, в Княжьих горах обитает чудовище — человек, превращенный в дракона тысячу лет назад. Сармат хитер и жаден, его чертоги полны сокровищ и пленных, каждый из которых не доживет до следующего года. Каменная орда под предводительством его брата, грозного Ярхо-предателя, совершает набеги и вызывает трепет у людей от южных низин до льдов севера. Вооруженный отряд везет Сармату откуп: богатства и драконью невесту, слепую Рацлаву. И у девушки нет ни красоты, ни особенного дара — лишь свирель,...

Княжна словно пришла из другого мира, мерцающего, как чрево Матерь-горы. Этот мир — многолетняя слава, древняя кровь и верные воины, которых воспоют в легендах. Это литые колокола на соборах, бьющие на княжеское рождение, свадьбу и смерть. Это величие, ладан и бархат, а не пряжа, коромысло и холстина.

У седого Крумра была смирная светлая кобылка, но на мосту через Русалочью реку она неожиданно понесла. Старик, охнув, перехватил поводья все еще крепкой рукой — и не сумел ее удержать. Кобылка, вдохнув запах тины, испуганно заржала, забилась и, оттолкнув остановившегося коня Скали, — изо рта мужчины полилась жуткая ругань, — поторопилась к земле. Она обогнала коней Тойву и Оркки Лиса и, перемахнув через последние доски, перенесла хозяина на противоположный берег.
— Стой, дура! — Крумр натянул удила. Седые пряди хлестнули его по сильной спине. — Стой!
Светлая кобылка заржала еще раз — жалобно и тихо. И остановилась, принявшись тревожно перебирать ногами.
— Ох, братцы, ну и дела, — Крумр вытер лоб медвежьей ладонью. И облегченно засмеялся.

На ночь они остановятся ниже по долине, врезающейся в скалистое предгорье. А утром недосчитаются седого Крумра — часовые расскажут, как он, едва не затеяв драку, взял смирную кобылку и поехал на юг от лагеря, к болотам, в которых терялась Русалочья река. Совьон знала, что Крумру почудилось, будто там кричала его дочь Халетта. Что ночью он будет словно пьян или болен, и русалки уволокут его тело туда, где вода быстрее. Зацелуют-обглодают глазницы, вплетут цветы в седые волосы, затянут косы вокруг шеи. Рыбы поселятся в его ребрах, а водоросли опутают грудину.

Хортим не успел ответить — вежливо и достойно. Из горла Фасольда вырвался нечеловеческий, звериный рык. Прежде чем всполошилась Соколья дюжина и двинулись княжеские кмети, воевода выхватил топор и со страшным треском вогнал его в ближайший стол. Под лезвием разошлась древесина, и в дубовой столешнице появился раскол, короткий и зияющий.
— Вот тебе, а не гости и пиры, волчий выродок. — С лица Фасольда еще не сошла багровая пелена. — Ты всего лишь трус, Мстивой Войлич, который трясется за свою шкуру.

Весь мир для нее состоял из нитей. Нити леса, воды, запаха ежевики, конского топота. Они тянулись по воздуху, путались, тонко звенели — бери их, Рацлава, пропускай сквозь свирель и тки музыку. Но из самых нежных, горячих, певучих нитей-струн состояли люди.

Жаровня потухала — в ее неверном свете Хортиму привиделось, что зрачки у Вигге вертикальные.

— Сов Ён быть старше на восемь, но казаться, что на восемьдесят. До того она есть загадочна.
— У меня тоже есть такой друг. Он старше меня на шесть зим, а кажется, что на шестьдесят. Он не загадочный, просто ворчливый, как дряхлый дед.

Люди проводят его так, как не провожали никого раньше. Для Хьялмы выстроят великую усыпальницу, и к ней еще долго будут приносить корзины с фруктами, зерном и охапками цветов — как дань памяти. Над гробом воздвигнут скульптуру: вот он, князь, лежащий над своей домовиной. На его лбу — халлегатский венец, в руках — меч, на теле — одежды, и на них камнерезы вытеснят каждый узор. Лицо статуи будет умиротворено и строго, устало опустятся гранитные веки, на которых удастся разглядеть каждую морщинку, появившуюся раньше времени...

— Гляжу, твой воевода опять невесел, а, Хортим Горбович? — Тихо ты. Не буди лихо.

— Ни к чему мне твой лекарь, князь. — Зубы у него были багровые. И язык, ворочающийся во рту, — багровый. — Не гоняй его зазря.
А потом в его глазах, светлых и холодных, будто древние ледники, мелькнули такие тоска и боль, что стало горестно.

И ходило ее горе у подножия гор, вдоль дремучего южного леса. Ходило ее горе, черное-черное, будто густой дым от тлеющих колес и тел. И сама она — это горе, сгорбленная и перепачканная в земле, простоволосая, исцарапанная тугими ветками.

Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть великим.

— Я честолюбив, — напомнил Сармат. — И невидимый княжеский венец жжет мне лоб.

Но как же она хотела ткать из людей. Тогда Рацлава бы не просто разбрасывала невесомые полотна историй – с людьми они стали бы куда звучнее, шире и прекраснее. Если бы она вытянула нити, из которых состояла Хавтора, то впряла бы степные травы, полуденное солнце и жар костров в южные сказки про ханов и рабынь с глазами-алмазами. Она бы знала, как размять в волокно силу и верность. Но пока ей подчинялись одни мыши да небольшие птицы, и постанывание свирели несло с собой песни о севере из поволоки, звуков дождя и ускользающего тепла одеял.

И прежде, чем Хортима перевернули на живот, он увидел отвратительно красивое грозовое небо. Розовато-оранжевая полоса заката проглядывала сквозь темно-синие тучи, которые сходились с волнами, извергающими вверх столпы пены. Волны шипели, льнули к щитам, щипали борта и норовили распластаться по палубе, затопленной дождем.