Цитаты из книг

Любить можно мать, отца, няньку, даже собачонку: всё это покрывается общим собирательным понятием "люблю"

Они, живучи вдвоем, надоели друг другу. Короткое, ежедневное сближение человека с человеком не обходится ни тому, ни другому даром: много надо и с той и с другой стороны жизненного опыта, логики и сердечной теплоты, чтоб, наслаждаясь только достоинствами, не колоть и не колоться взаимными недостатками.

Эх, кум! Есть Рай, да грехи не пускают.

Странен человек! Чем счастье ее было полнее, тем она становилась задумчивее и даже… боязливее.

Воспоминания — один только стыд и рвание волос.

Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание.

Да разве после одного счастья бывает другое, потом третье, такое же?

Мы не выходим замуж, нас выдают или берут.

— А вы разве заметили у меня что-нибудь на лице? — спросил он.— Слезы, хотя вы и скрывали их; это дурная черта у мужчин — стыдиться своего сердца. Это тоже самолюбие, только фальшивое. Лучше бы они постыдились иногда своего ума: он чаще ошибается.

Глядишь, кажется, нельзя и жить на белом свете, а выпьешь — можно жить!

Есть такие люди, в которых, как ни бейся, не возбудишь никак духа вражды, мщения и т. п. Что ни делай с ними, они всё ласкаются. Впрочем, надо отдать им справедливость, что и любовь их, если разделить её на градусы, до степени жара никогда не доходит. Хотя про таких людей говорят, что они любят всех и потому добры, а в сущности они никого не любят и добры потому только, что не злы.

У сердца, когда оно любит, есть свой ум… оно знает, чего хочет, и знает наперед, что будет.

Дружба — вещь хорошая, когда она — любовь между молодыми мужчиной и женщиной или воспоминание о любви между стариками. Но боже сохрани, если она с одной стороны дружба, с другой — любовь.

"Да, кум, пока не перевелись олухи на Руси, что подписывают бумаги, не читая, нашему брату можно жить."

Дружба утонула в любви.

Короткое, ежедневное сближение с человеком не обходится ни тому, ни другому даром: много надо и с той и с другой стороны жизненного опыта, логики и сердечной теплоты, чтоб, наслаждаясь только достоинствами, не колоть и не колоться взаимными недостатками.

Некоторым ведь больше нечего и делать, как только говорить. Есть такое призвание.

Хотя про таких людей говорят, что они любят всех и потому добры, а, в сущности, они никого не любят и добры потому только, что не злы.

Что бы женщина ни сделала с тобой, изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно, – вини природу, предавайся, пожалуй, по этому случаю философским размышлениям, брани мир, жизнь, что хочешь, но никогда не посягай на личность женщины ни словом, ни делом. Оружие против женщины – снисхождение, наконец, самое жестокое – забвение! только это и позволяется порядочному человеку.

В лице замечалась также сдержанность, то есть умение владеть собой, не давать лицу быть зеркалом души

-Дядюшка!- сказал Александр,- пощадите меня: теперь ад в моей душе...
-Да! так что же?Александр подвинул свои кресла к столу, а дядя начал отодвигать от племянника чернильницу, presse-papier и прочее.
"Пришёл ночью,- подумал он,- в душе ад... непременно опять разобьёт что-нибудь".

-...Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть и в том и в другом, так же точно, как и не быть.

— Дядюшка! Вы подслушивали нас! — вскричал вне себя Александр.
— Да, я там за кустом сидел. Мне ведь только и дела, что за тобой бегать да подслушивать всякий вздор.

- Чувство, дядюшка, просится наружу, требует порыва, излияния...
- У меня не просится и не требует, да если б и просилось, так я бы воздержался - и тебе тоже советую.
- Зачем же?
- А затем, чтоб после, когда рассмотришь поближе человека, которого обнял, не краснеть за свои объятия

… Сердце людское только, кажется, и живёт противоречиями: не будь их, и его как будто нет в груди.