Иль мало есть
Прослывших гордецами оттого лишь,
Что дом милей им площади иль видеть
Они горят иные страны? Шум
Будь людям ненавистен, и сейчас
Порочными сочтут их иль рукою
Махнувшими на всё. Как будто суд
Глазам людей принадлежит и смеем
Мы осудить, не распознав души
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим, и не дешево. А купишь, -
Так он тебе хозяин, а не раб;
И первого второе горе больше.
И главное - берешь ведь наобум:
Порочен он или честен, как узнаешь?
А между тем уйти - тебе ж позор,
И удалить супруга ты не смеешь.
...А до муки И дела нет им материнской. Да, Страдания детей не занимают.
Люблю я тонкие сети
Науки, люблю я выше
Умом воспарять, чем женам
Обычай людей дозволяет...
Есть муза, которой мудрость
И наша отрадна; жены
Не все ее видят улыбку -
Меж тысяч одну найдешь ты, -
Но ум для науки женский
Нельзя же назвать закрытым.
Всегда я думал: жизнь людская - тень;
И говорю я смело: кто в науке
И в красноречье первыми слывут,
Те, может быть, безумьем наибольшим
Ослеплены: нет счастья на земле;
Приятной жизнь богатство может сделать,
Счастливою не сделает ничто!
Несчастная! Ведь если и убьешь, Ты все-таки их разлюбить не можешь!
Новая жена всегда милей...
Но женщинами женщины всегда
Останутся, - и с ними спорить, значит
Лишь глупостью на глупость отвечать.
Да, наша жизнь лишь тень: не в первый раз
Я в этом убеждаюсь. Не боюсь
Добавить я еще, что, кто считает
Иль мудрецом себя, или глубоко
Проникшим тайну жизни, заслужил
Название безумца. Счастлив смертный
Не может быть. Когда к нему плывет
Богатство - он удачник, но и только...
Умеренность - сладко звучит И самое слово, а в жизни Какое сокровище в нем!
Ведь муж, когда очаг ему постыл, На стороне любовью сердце тешит, У них друзья и сверстники, а нам В глаза глядеть приходится постылым. Но говорят, что за мужьями мы, Как за стеной, а им, мол, копья нужны. Какая ложь! Три раза под щитом Охотней бы стояла я, чем раз Один родить.
Чересчур Умна Медея - этим ненавистна Она одним, другие же, как ты, Опасною ее считают дерзость.
Только гнев Сильней меня, и нет для рода смертных Свирепей и усердней палача...
О, я во многом, верно, от людей
И многих отличаюсь. Наказанью
Я высшему подвергла бы того,
Кто говорить умеет, коль при этом
Он оскорбляет правду.