Альфред Великий умер, и королевством правит его сын Эдуард. Уэссекс выстоял, но мир долго не продлится. Датчане на севере под предводительством викинга Кнута Длинного Меча готовы к вторжению и не успокоятся, пока не получат изумрудную корону. Утред, когда-то прославленный воин Альфреда, впал в немилость у нового короля и должен отправиться с группой изгоев на север, чтобы отбить старые семейные владения, огромную крепость в Нортумбрии, Беббанбург. Свершатся многие измены и многие воины падут,...
Стоять на страже — это значит день ото дня выдерживать отсутствие каких-либо происшествий, одни и те же люди приходят и уходят, и человеческий разум начинает скучать под тяжестью такой рутины.
Я верил в христианского бога, но не верил, что он единственный. Он был ревнивым, угрюмым и одиноким созданием, ненавидящим других богов и замышляющим устроить против них заговор.
Иногда, когда я о нем думал, я представлял его похожим на Альфреда, только в Альфреде была доброта и любезность, но Альфред никогда не прекращал работать, размышлять или беспокоиться.
Бог христиан тоже никогда не прекращал работать и планировать. Мои боги любили отдохнуть в пиршественном зале или отвести своих богинь в постель, они были пьяными, беспутными и счастливыми, а пока они пировали и развлекались с женщинами, христианский бог завоевывал мир.
– Священники похожи на Оффу, – продолжил я. – Они хотят, чтобы мы были их собаками: хорошо обученными, благодарными и покорными. Почему? Просто это помогает им богатеть. Они учат тебя, что гордость – грех? Но ты ведь мужчина! Это все равно что говорить, будто грешно дышать, – как только ты станешь испытывать стыд за то, что дышишь, церковники сунут тебе отпущение в обмен на пригоршню серебра.
Остатки Рима всегда печалят меня, просто потому, что они доказательство нашего неизбежного сползания во тьму.
....
- Он придет за мной.
- От скромности ты не умрешь.
- Я задел его гордость. Он придет.
- Ох уж эти мужчины и их гордость!
- Хочешь, чтобы я стал скромным?
- Да уж скорее я увижу, как луна перевернется в небе ....
...
Я любил море. Я прожил довольно долго и был знаком с превратностями судьбы, заботами, что висели тяжким грузом на человеческой душе, и печалями, от которых появлялась седина в волосах и тяжесть на сердце, но все это отлетало прочь на дороге китов. Лишь в море человек ощущал себя по-настоящему свободным.
Урд, Верданди и Скульд — три норны, те женщины, что ткут нити нашей судьбы у подножия дерева Иггдрасиль, огромного ясеня, на котором держится наш мир. <......> Так пусть Урд, Верданди и Скульд решат нашу судьбу. Они не слишком добры, вообще-то, они злобные и отвратительные ведьмы, а ножницы Скульд остро наточены.
Когда эти лезвия режут, слезы проливаются в колодец Урд неподалеку от мирового дерева, а этот колодец питает водой Иггдрасиль, но если погибнет Иггдрасиль, то погибнет и весь мир, так что колодец всегда должен быть полон, а значит, должны быть и слезы. Мы плачем, чтобы мир мог выжить.
Битва — это стена из щитов. Это когда ты чуешь запах дыхания твоего врага, что пытается выпотрошить тебя топором, это кровь и дерьмо, вопли, боль и ужас. Это когда ты топчешь потроха собственных друзей, которых разделал враг. Это воины, стискивающие зубы так сильно, что они крошатся.
— Брось меч, — велел он. — Я погружу его в твое брюхо, — отозвался я.
— Язык проглотил, Утред? — усмехнулся он. — К чему тратить слова на козье дерьмо? — ответил я.