Рецензии на книгу «Жестяной барабан» Гюнтер Грасс
Конечно, попытаться написать отзыв на этот роман — всё равно что сморкнуться в вечность. Собрать воедино все впечатления от этого опыта читательского труда (и это тот редкий случай, когда действительно "труда") довольно сложно, так что обрывками.
Есть в Германии писатель Генрих Бёлль, который проводит литературную политику сопричастности и с головой макает нас в действия фашистской Германии. Нежно его люблю. А есть в Германии писатель Гюнтер Грасс, который проводит литературную политику отчуждения, стараясь встать от фашизма максимально далеко и лучше вообще такую каку руками не трогать. Кстати, кому интересно, Грасс состоял в "Группе 47" (и это вовсе не музыкальная группа, играющая на 47 гитарах). Они очень не хотели, чтобы страна отвернулась от своего прошлого и сделал вид, что ничего не было. Ещё как было. Прошлого не изменить, но человек вполне в силах учиться на собственных ошибках. И в то время, когда вся Германия старательно пытается забыть всё и терзается комплексом непреодолённого прошлого, Грасс режет без ножа и с головой окунает нас в реальность. Его проза до грубости плотская и живописная: материя, тело, масса, смрад, на некоторых страничках становится нечем дышать, да и текст такой же плотный. Читать непросто, но после прочтения понимаешь, что ничего странного в мгновенной славе автора после публикации романа нет. Такая провокация просто не может остаться незамеченной.
В "Жестяном барабане", а затем и в других частях Данцигской трилогии, время действия показано очень широко, начиная ещё от Первой мировой. И эти описания неслучайны — незатейливые истории происходят на фоне общей истории Германии, и мы видим, откуда растут ноги у нацизма. Он не просто так вдруг взялся из воздуха, а целенаправленно складывался из маленьких кусочков реальности, всё шло к трагедии. Кого же Грасс выбирает для рассказа об истории Германии? Карлика, уродца, шута, злого и несмешного. Только такого рассказчика — уродливого и повреждённого судьбой — достойна родная страна Гюнтера. Да и не рассказ это, не гладкое повествование, а барабанная дробь, ритмичная и раздражающая. Так и получается, что история нацизма в Германии не какая-то трагедия для страны (трагедия, всё же, имеет довольно возвышенное значение), а мрачный и абсурдный фарс, настоящее безумие.
Кто же такой Оскар, если не искажённое кривым зеркалом отражение самого Грасса? Он мог бы использовать свой дар — чудесный сильный голос — чтобы петь прекрасные мелодии, выводить рулады и собирать рукоплескающие залы, однако он направляет его на визг, разрушение. Так и Грасс, безусловно талантливый писатель, мог бы спокойно писать что-нибудь спокойное и красивенькое, но он предпочитает вскрывать гнойники и вываливать наружу всю неприглядную правду. А сама литература — пустой барабан, лязгающий, не очень гулкий, но что ещё остаётся барабанщику, как не барабанить?
Очень ловко Грасс выбирает объект для сатиры. Посмотрите на Оскара: он одновременно и бунтарь (чего стоит хотя бы пресловутое "Не хочу больше расти!"), и обыватель. И чтобы раскритиковать общество, Грасс критикует самого Оскара, показывая, что и сам он грешен. Легко принижать что-то, возвышаясь над толпой, попробуй написать сатиру на толпу, если ты являешься её частью. От этого двойственного маргинального-филистерского образа достаётся всем: и бюргерским святыням, и деятелям "высокого искусства". Грасс смотрит не на толпу вокруг себя, а на толпу в себе, и выбивает дробь о том, что видит.
Не буду советовать этот роман всем и каждому, потому что он сложен и по форме, и по содержанию. Но если он вдруг вам понравился, то Данцигская трилогия вообще и "Жестяной барабан" в частности станет настоящим сокровищем, полным открытий даже после N-цатого перечтения.
Вот сижу я сейчас перед монитором. Передо мной текстовый файл, в котором уже три абзаца. Каждый – попытка начать рецензию на эту книгу. И каждый лишь жалкое подобие тех мыслей, которые крутятся в моей голове. Ни одно слово не способно передать того, что я ощущаю. Поэтому не буду пытаться завлекать, интригующие описав сюжет, или предвосхищать, воспевая красоту и глубину. Просто попытаюсь собрать в кучу все, что сейчас роится в голове. А там уж судите сами, стоит эта книга внимания или нет.
Это моя вторая попытка осмыслить «Жестяной барабан». И это же вторая неудача, вторая оплеуха со стороны господина Грасса. Он словно бы смеется. «Давай, деточка, попробуй еще раз, или кишка тонка, или ты слабачка?» И ведь знает, старикан чертов, что будет еще и третья попытка, и четвертая, и пятая. Потому что книга в любимых, потому что Оскар, главный герой, - один из самых запомнившихся книжных персонажей, потому что отдельные эпизоды чуть ли не во сне снились.
Самая сложная задача, когда рассказываешь об этой книге, писать, о чем же она. Если говорить о том, что на поверхности, то вот вам вкратце. 30-е годы ХХ века, набивший оскомину город Данциг (кто не в курсе, почему оскомину, погуглите), в нем живет некое семейство, отношения в семействе весьма запутанные, кто с кем когда и почему – понятно далеко не сразу. И живет в этом семействе мальчик по имени Оскар. Мальчик удивительный во всех отношениях. Даже и не знаю, как бы описать его уникальность, не наляпав по ходу кучу спойлеров. Хотя даже зная, в чем вся фишка, думаю с первого раза все равно трудно понять, что к чему, так что черт с ними, с этими спойлерами. Итак, Оскар. В три года мальчик получает красно-белый жестяной барабан, с которым не расстается все жизнь. Этот барабан (не этот именно, физически барабаны постоянно изнашивались и Оскару приходилось иногда очень сильно попотеть, чтобы добыть себе новый, а «этот» в смысле барабан вообще) стал его лучшим другом, его вечной любовью и его проклятием одновременно. Всю свою жизнь Оскар проживает, отбивая ритм событий. Он барабанит так, как мы с вами дышим. Своим барабаном он может рассказать вам любую историю, описать любого человека, провести вас через года, перенести в другой город, в другую жизнь. А еще у Оскара есть голос, способный резать стекло, как нож бумагу. А еще Оскар очень маленький, за всю свою жизнь он вырос, если мне не изменяет память, не больше, чем на 120 с лишним сантиметров. В Оскаре еще куча необычностей и странностей. Люди, которые его окружают, события, которые с ним происходят, не менее странные и чудные.
Вся книга вообще это сплошной водоворот лиц, действий, эмоций. Иной раз и не разберешь, где заканчивается реальность и начинается фантазия Оскара. Воспоминания, планы, мечты, сны, мысли, бредовые образы – все сплелось в один клубок. Здесь есть немного запутанных отношений, немного войны, немного театра, немного любви, немного крови. Но каждый раз главным зачинщиком выступает Оскар, каждый раз он центр всего, даже если кажется, что он вовсе и ни причем.
Самое сложное (по крайней мере для меня) в этом романе был не запутанный сюжет, а очень странная и своеобразная манера письма Грасса. Несмотря на то, что это мое второе чтение, первые несколько десятков страниц я запиналась, не могла уловить сути предложений, не могла войти в колею. Потом привыкла. Даже не могу толком описать, что такого необычного в стиле писателя, но что-то такое есть. Иногда слова в предложении стоят не совсем привычно. Иногда очень длинные предложения, которые вмещают в себя несколько мыслей сразу и очень трудно не потерять нить повествования. Читать «Жестяной барабан» это поистине труд, это задача для читателя, испытание. Думаю, не преувеличу, если скажу, что в этом отношении роман можно сравнить с «Улиссом» Джойса. Только вот Джойса разбирают по буковкам, а Грасс почему-то остается в стороне.
Если верить Википедии, то отправной точкой всех событий в романе является приход к власти в Германии национал-социалистов. Уж не знаю, кто писал эту статью, но, на мой взгляд, это самая глупая трактовка книги. Хотя бы потому, что «Жестяной барабан» во многом автобиографичен, а Оскар – отражение Грасса, только отражение в кривом зеркале. И национал-социалисты, и последовавшая война и прочие околополитические вещи – не более чем просто этапы в жизни главного героя (как и в жизни самого писателя).
Вообще всем, кто возьмёт в руки этот роман, я советую запастись терпением. Огромным таким терпением. Потому что иначе Грасса в принципе читать невозможно. Он любит поизмываться над читателем, и только самым терпеливым, а значит самым достойным, он открывает свои потрясающие тайны. А поживиться там есть чем. Ибо писатель, чья дебютная книга (а «Барабан» дебют, да еще в 32 года!) ТАКАЯ, поистине достоит всяческих похвал.
А я теперь буду пытаться уснуть, напившись кучу лекарств от простуды. Но сниться мне будет Оскар, вечный трехлетка. Он будет барабанить всю ночь у меня в голове историю своей жизни. И утром я проснусь со стойким желанием перечитать книгу еще раз.
И ведь это только первая часть знаменитой Данцигской трилогии…
From Death to Birth
Странный роман. Очень странный роман, но привлекающий именно своей оригинальностью и нетривиальностью сюжета.
Несколько лет назад я видела фильм, снятый в любимой немцами порнографической манере. Книга мне понравилась больше.
Повествует эту специфичную историю некий Оскар Мацерат - человек, не расстающийся со своим лучшим другом - жестяным барабаном. Отличительными особенностями Оскара является так же его малый рост – 94 см и удивительной резкости голос, способный оглушать всех вокруг и даже разбивать стекло.
Любовная связь матери Оскара Агнесс со своим двоюродным братом занимает важное место в романе. Маленький человечек считает скорее его своим отцом, нежели Мацерата. Но это только его догадки. Хотя мне тоже кажется, что нельзя исключать такую возможность. Но нас это не касается. Пусть такой тяжёлый груз лежит на плечах Агнесс. Возможно, это как-то сыграло на качестве её жизни и привело к тому, к чему привело.
Многое значил для Оскара Мацерата цирк, куда его привели родители.
Гюнтер Грасс не забыл упомянуть в своём романе и про зарождение нацистских настроений в родной Германии.
Хочу прочитать ещё два романа из трилогии – «Кошки-мышки» и «Собачьи годы»
Лев Толстой как-то сказал, что если бы его попросили вкратце выразить основную мысль «Анны Карениной», то ему пришлось бы привести целиком весь текст романа, от первого до последнего слова. То же самое можно сказать и о «Жестяном барабане» Грасса. Все эти шестьсот с лишним страниц строчка за строчкой сплетаются в одно единое масштабное полотно, из которого — как из песни — слова не выкинешь. У Грасса какая-то очень «немецкая» проза: плотная, насыщенная, небыстрая. Сам процесс чтения почему-то живо напомнил вязание спицами (хотя очень давно уже не доводилось брать их в руки): вроде бы размеренное, умиротворяющее занятие. Медленно, постепенно петля за петлёй складываются в единый масштабный узор. И думаешь: вот сейчас довяжу до конца ряда (дочитаю до конца очередной главы) — и пойду передохну, чайку попью, другими делами займусь, а это продолжу как-нибудь потом, при случае. И вот довязываешь (дочитываешь) — и понимаешь, что не можешь оторваться, и продолжаешь дальше, пока совсем не теряешь чувство времени, а глаза не начинают неумолимо слипаться. Ну, это всё субъективные впечатления и особенности восприятия.
И хотя из «Жестяного барабана» я и в самом деле, вопреки обыкновению, не выписала ни одной цитаты, зато рука периодически сама тянулась к карандашу, чтобы записать на форзаце какие-то собственные мысли, возникавшие по ходу чтения, — подчас даже не очень связанные с сюжетом книги. А способность заставлять читателя задумываться в любом случае гораздо ценнее и сложнее способности удивлять красивыми словесными оборотами.
Одна только фигура главного героя, Оскара, вызывает целый рой культурно-литературных ассоциаций — просто какой-то невероятный культурный пласт скрывается за этой маленькой фигуркой. Причём некоторые ассоциации возникают существенно раньше, чем им находится недвусмысленное подтверждение в тексте. Оскар — тот самый младенец, устами которого глаголит истина; этакий современный юродивый (в противоположность «традиционному» юродивому - Лео Дурачку); новая инкарнация Питера Пена — мальчика, который решил больше не расти; Мальчик-с-пальчик, обманывающий разбойников и переживающий всяческие приключения... Оскар — это Крысолов, вместо традиционной дудки вооружённый своим барабаном, под который только сподручнее заставлять плясать почтенную публику. Наконец, Оскар — Иисус, новый мессия, которому приспела пора собирать своих учеников и начинать проповедовать. «...Скорее уж Оскар настоящий Иисус, чем этот, если, конечно, он так и не станет барабанить».
Вот так и вся книга пронизана какими-то ассоциациями. И главная из них: стук жестяного барабана — это стук сердца, ни больше ни меньше. Недаром Оскару несколько раз удаётся так мастерски «пробарабанить» все ключевые эпизоды своей жизни от и до (в последний раз — при «написании» этой книги).
Вот, например, очень характерный отрывок.
А ещё мне очень нравится эта цитата из Нобелевской речи Гюнтера Грасса:
«Подобно тому как Нобелевская премия, если отвлечься от всякой ее торжественности, покоится на открытии динамита, который, как и другие порождения человеческого мозга — будь то расщепление атома или также удостоенная премии расшифровка генов, — принес миру радости и горести, так и литература несет в себе взрывчатую силу, даже если вызванные ею взрывы становятся событием не сразу, а, так сказать, под лупой времени и изменяют мир, воспринимаясь и как благодеяние, и как повод для причитаний, — и все во имя рода человеческого».
Что касается качества исполнения (всегда волей-неволей оцениваю книги ещё и с этой эстетско-фетишистской точки зрения), это конкретное издание произвело противоречивые впечатления. Вроде бы по всем параметрам дорогая книга (да и стоит недёшево): качественный переплёт, суперобложка, белая бумага. Но бумага при этом явно слишком тонкая, а качество печати оставляет желать лучшего: краска легко смазывается под пальцами — приходится следить за тем, чтобы осторожнее держать книгу. Не знаю, сколько прочтений она может выдержать, не потеряв своего товарного вида...
Немецкая литература часто бывает занудна, высокопарна и типа многозначительна. Читать такого рода литературу можно либо по молодости, когда всё ново и интересно, а "псевдо" часто кажется настоящим, либо по служебной надобности, либо по большой любви. Я любви к подобной литературе не испытываю, поэтому обращение к Гюнтеру Грассу было чистой глупостью.
Итак, сюжет: город Гданьск, двадцатые годы двадцатого же века. Мальчик Оскар не хочет появляться на свет, а хочет провести всю жизнь в пузе у своей мамки. Выманить его удаётся, только пообещав ему жестяной барабан. В три года он его получает и начинает молотить аки оглашенный, отравляя жизнь всем окружающим. Заодно он решает, что взрослые - отвратительны и расти больше не надо, надо остаться вечно юным. Тоже мне Питер Пэн. Итак, расти он прекращает и превращается в злобного карлика, отравляющего жизнь всем своим близким, а потом и сводящим их в могилу. Всё это разворачивается, понятное дело, на фоне мировой истории: Гитлер приходит к власти, начинается война, Оскар оказывается среди фашистов.
зашибись сколько смелых метафор, липкое резиновое повествование, будто автор жуёт бесконечную жвачку - вкус давно кончился, а выплюнуть жалко. И сколько бы мне не тыкали в физиономию определений типа "великая книга" и "классика ХХ века", лучше я к Грассу относиться не буду.
Странное, я бы даже сказала, неприятное послевкусие осталось от прочтения романа. Идея необычная, очень авторская. Если бы книгу можно было назвать артхаусной, как кино, то я бы непременно употребила это слово. Грасс – самобытный писатель со своеобразным видением мира. Его сложно воспринимать неподготовленному читателю.
Это история о человеке маленького роста, который в трёхлетнем возрасте решил, что никогда не будет расти, потому что ему не хотелось становиться примитивным и глупым взрослым. Его звали Оскар Мацерат. Он очень любил свой жестяной барабан и практически не расставался с ним. Стоило только кому-нибудь попытаться забрать музыкальный инструмент из рук ребёнка, то малыш начинал кричать. Голос Оскара обладал большой силой и мог разбивать стёкла. К чему Грасс наделил младшего Мацерата такой способностью, неизвестно.
Меня смутила любовная линия, которая в народе зовётся инцестом. Должно быть, Грасс хотел добавить пикантности. Что ж! Ему удалось. Больной ребёнок (скорее тут вина не в том, что его «отец» забыл запереть погреб)+ патологическая страсть между кузенами+ фашисты. Дикая смесь! Эта книга явно не для читателей со слабыми нервами.
Двенадцать подвигов Оскара Мацерата
Опера для мальчиков на русском языке. Либретто
Парсифаля помните? Вот и я тоже не очень. В общих чертах: в 1862 г. Вагнер перерабатывает для себя сюжет, переработанный фон Эшенбахом в XIII в. из неоконченного романа Кретьена де Труа (средневековый постмодернизм, да), и речь во всех трёх источниках идёт о некоем Граале. Что такое Грааль, никто до сих пор точно не знает. У Эшенбаха это чаша с кровью и идущее бонусом копьё Лонгина (копьё, кстати, нашли ночью 2 мая 1945-го в одном бункере, в 1970-х оно точно находилось в фондах ТМИИ им. Пушкина, а вот потом таинственным образом исчезло). У Вагнера Грааль - светящийся камень с четырьмя девицами впридачу. В рыцарском романе Гюнтера Грасса «Жестяной барабан» (1959) Граалем, кажется, является барабан и две палочки. Но без женщин, естественно, не обошлось. Как истинный рыцарь своего времени, благородный Оскар Мацерат борется с несправедливостью, защищает сирых и убогих и оделяет своим внимание множество прекрасных дам.
Первой, естественно, была Мария. У Марии длинные тощие предплечья, покрытые редким белым нежным пушком. Когда она сердится, по коже её бегут мурашки, топорщится лёгкий пух. Оскар любит играть с Марией в игру с порошком. Стыдно думать про них что-либо дурное, они ведь ещё почти дети. Порошок - шипучий и со вкусом ясменника. Хоть убейте, не знаю, что за ясменник такой, и какой у него вкус. Как у ревеня, наверное. По крайней мере, у меня с юностью связан вкус именно ревеня - терпкий и кислый - как прохладное летнее утро на веранде. У Марии аккуратные узкие стопы с голубым рисунком рек, ниспадающих со скользких горных склонов к дельте тонких пальцев.
Потом Оскару зачем-то подвернулась Греффиха, ума не приложу, что он в ней нашёл. Греффиха напоминает старую самку лосося, стремящуюся на нерест, чтобы после него, наконец, издохнуть. Оскар играет с ней в игру: она уже полиняла, а икры всё нету, и чешуя летит на землю. Хлюпает кровь в уставших жабрах и в огромных красных глазах. Это время нереста. Он взасос целует рыбу, а она плюет молоками ему в лицо, и он не смеет утереться. Собака будет метить пляж, а рыбе нужно быть одной.
Далее Оскар встречает Люцию Реннванд с треугольной мордочкой, пожирающую бутерброды с колбасой прямо в кожуре. Встречаются они в католической церкви Сердца Христова, где Оскар пытается вернуть свой Грааль, свой барабан и преломленное копье, их настоящему владельцу. Каким-то образом впихнуть их обратно. Тяготится ли Оскар своим Граалем? Нет, скорее, у Оскара, несмотря на его рост, тоже огромное, доброе и щедрое сердце. Он пытается вопрошать своим сердцем у сердца хозяина Грааля. Может ли сердце треснуть? Может ли сердце вскрикнуть? Можно ли сердце мучить? Можно ли сердце выкрасть? Может ли сердце спеть нам? Может ли разорваться? Может ли превратиться в камень? Можно ли подарить сердце? Многие хотят видеть сердце справа, но посмотри-ка - оно же слева! Тут это непотребство замечает востроносая Люция и вступает своим слегка простуженным контральто, под сводами церкви звучащем особенно драматично: «Богохульник, мать твою, а ну иди сюда, душа пропащая, к кому решил лезть?! Ты, сатаны прислужник! Ну, иди сюда, попробуй меня перекрестить, я тебя сама перекрещу, ах ты заблудший, антихрист чёртов, будь ты проклят, иди, еретик, крестить тебя и всю твою семью, безбожник падший, вероотступник, грешник ада, иди сюда нечестивец, дьявола раб, иди сюда!» Об этой встрече с Люцией Оскар будет с содроганием вспоминать всю оставшуюся жизнь.
Розвита Рагуна - известнейшая сомнамбула Италии, достав миниатюрный веер, взволнованно им обмахивается. Берегите друг друга от скорби, поёт она, и от сердечной боли, потому как короток миг, отведённый на то, чтобы быть вместе. И даже если вы будете вместе долгие годы, они покажутся всего лишь минутой одной. Берегите друг друга от одиночества.
В Дюссельдорфе я встречаю сестру Доротею. К глубоко личной встрече нас сподвигли такие вещи бюргерского быта как платяной шкаф и половик из кокосовых волокон. Дело происходит поздно ночью, я пою под дверью Доротеи романтическую серенаду: «Хочу я доверия, хочу лишь согласия, хочу поймать твой взгляд и сердечный порыв контролировать. Чтобы ты видела лишь меня, чтобы ты слушала только меня. Я хочу твою мечту, хочу твою энергию, хочу твои руки, хочу утонуть в восторгах твоих».
Весна в Париже. В молодой стремительной девушке с задумчивым взглядом Улле Раскольникофф сложно узнать докторанта и преподавателя Дюссельдорфской академии художеств. Ещё сложнее поверить в то, что до Дюссельдорфа была другая Мекка международного высшего образования - Оксфорд, но абсолютным безумием кажется то, что предшествовал им самый что ни на есть Литературный институт имени Горького. При этом надо учесть, что в Улле один метр семьдесят восемь сантиметров росту, что она более чем стройная, обворожительная и хрупкая и заставляет при этом вспоминать Боттичелли и Кранаха сразу. Её длинная и гладкая плоть, покрытая нежным детским пушком, примерно такого же цвета, как мясо лангусты. Волосы на лобке кудрявые и рыжеватые, а волосы под мышками Улла бреет каждую неделю. Но с Уллой Оскару ничего не обломилось, потому что взаимность должна быть обоюдной, а самые высокоорганизованные существа в Париже - вороны.
Зато однажды я угодил с сестрой Гертруд на танцульки в Лошадиный замок. Замок состоял, по сути, из одного единственного зала, в котором размещалась ранее школа верховой езды. Еще пели вечерние птицы, а в воздухе уже звучала музыка.
- Let's rock, - говорю я сестре Гертруд, - У меня хорошие новости. Тот шипучий порошок со вкусом ясменника, что ты любишь, снова вошёл в моду.
- У меня руки иногда назад заламываются, - отвечает она.
Она все наполнена секретами, эта сестра Гертруда. Тут начинается медленный танец, я беру её в оборот и начинаю:
- Я буду всадником, ты будешь лошадью. Я сяду верхом и мы пойдём вскачь. У меня есть ключ, у тебя - замок. Я вколю значок тебе в руку.
Гертруда краснеет и убегает. Занавес.
Там же на дискотеке Оскар подцепляет двух библиотекарш, Хельму и Ханнелору. По крайней мере, они так представляются. Хельма весьма разговорчива, Ханнелора же, напротив, очень молчалива. Они приводят Оскара к себе в библиотеку. На улице ночь, и неожиданные книголюбы вряд ли им помешают. Оскар предвкушает едва уловимый аромат ванили от старой бумаги, разбросанные по стойке библиотекарские карточки, заполненные небрежным ветреным почерком, изящные тёмного дерева стеллажи, зажавшие в себе хрупкие фолианты, длинные списки рекомендованного к прочтению различными образовательными ведомствами, в спешке приколотые к стене, лежащие в специальном ящике белые перчатки для длительной работы с бумагами и хранилище с по-настоящему лакомыми кусочками. Следы верёвки на ровных тощих ногах, фиолетовые укусы и багровые следы звонких шлепков на упругой круглой заднице. Густые чёрные потёки туши вокруг серо–голубых глаз, тех, что слегка на выкате. Спутанные светлые волосы, с прядями, прилипшими к губам. Следы прищепок на дерзко торчащих сосках ее маленькой груди. Звонкие пощечины и слегка подбитая губа, когда ты промахнулся сгоряча, а она, лишь закусив её, попыталась сфокусировать на тебе свой взгляд, но так и не смогла этого сделать. Следы твоих зубов на её ступнях, когда, между делом, ты с удивлением замечаешь, что к одной из них прилип откуда–то из–под кровати взявшийся старый, ещё довоенный, трамвайный билет, а его серия и номер намертво врезаются в твоё сознание. Где это всё? Наша опера подходит к концу.
Оскар в Америке. Медленно вплывает на корабле в нью-йоркскую гавань. Статуя Свободы, которую он завидел ещё издали, внезапно предстаёт перед ним залитой ярким солнцем. Её рука с мечом по-прежнему поднята, фигуру её овевает вольный ветер. Какая высокая, говорит он себе, меж тем как всё более густой поток носильщиков, тянущийся мимо, мало-помалу выносит его к самому борту. Ему уже нравится этот милый сердцу деловитый хоровод грузчиков на причалах. Скрипки играют свободные ноты, кажется, мелодия идёт из самого Белого дома. Оскар поёт финальную арию:
Малявка притворился мёртвым
Он в смерть играл
Хотел остаться сам с собою на один
На время сердце замерло его
Причислен к мёртвым и зарыт в песке
С часами музыкальными в руке
Могилу первый снег накроет
И холодом разбудит хитреца
Чтоб зимней стужею в ночи
Он пробудился
Мороз завёл его часы
И тихо ветер засвистел
Из под земли ребёнок пел:
Бей, барабан!
Солнце не осудит
Море не размоет прочь
Ветер не остудит
Север поцелует ночь
А теперь все вместе
TibetanFox за барабан
Про это славное путешествие в мир юного циничного гения я могу сказать одно: Оскархен,детка,кукуруза души моей,мой очаровательный трехлетка,отбарабанивший 731 страницу сладчайшего и животного удовольствия, я люблю тебя!!!)) Однозначно в любимые, умопомрачительные и фантастические))
Прежде чем начать читать эту книгу, "позабавлялась" с рецензиями, из которых поняла, что книга гротескная. Поэтому настроилась на саркастическое чтение и начала.
Первые сто страниц пролетели незаметно: развеселила история про четыре юбки картофельного цветы бабушки Анны, про дедушку Коляйчека и его героическую смерть под плотом, а потом... потом ступор, потому что оказалось, что веселого в книге-то и нет.
Автор-Оскар или Оскар-автор (а понять невозможно, ибо они, перемежаясь, сливаются в одно) повествует о своей жизни до, во время и после второй мировой войны.
В три года, получив обещанный от мамы барабан, Оскар перестает расти. Он умен не по годам, рассуждает как взрослый или даже в несколько раз лучше всякого взрослого.
С помощью своего барабана он общается с людьми. Он выстукивает на нем всё, что увидит, всё, что почувствует, всё, что захочет сказать. Он даже книгу "пишет" на своем барабане от начала и до конца.
Оскар - карлик, в последствии немного подросший горбун - искажает, как себя самого, так и всё, о чём он говорит. Он несет только непонимание, искажение, злобу. Он ломает стереотипы и вываливает в мир как свои пороки, так и пороки других людей, подбивая их на это, добиваясь от них страшных признаний и действий. Он несет смерть.
Кто такой Оскар? Или ЧТО это такое? Оскар - это отражение того общества, тех людей, которые окружали его. Оскар - это страшное отражение войны и тех пороков, которые люди так тщательно в себе скрывают. Оскар - это недочеловек, вобравший в себя всё зло мира, всё зло людей.
Смех, сначала так искренне вырывавшийся из моих губ, медленно умолкает. С каждой главой вглубь произведения я понимаю, что хочу выбраться из этой страшной книги, но не могу, потому что затянуло, потому что каждая глава - искусно созданный рассказ, потому что Оскар загипнотизировал меня своим барабаном.
Продвигаюсь вглубь, а сама медленно схожу с ума от этих людей, от этих белесых теней, существующих, а не живших, вообще не понимающих смысла жизни и не приемлющих никаких рассуждений.
Наконец заканчиваю читать, и, выбравшись из этого ада, понимаю, что же такое свобода, что такое чистая совесть и чистая душа.
Выдыхаю с облегчением.
Что такое настоящее искусство
Книга из разряда – на стольких производившая впечатление, что может уже сама выбирать на кого производить впечатление, а на кого нет.
Я, прочитав её, начал тут же перечитывать с произвольного места, что нисколько не помешало снова попасть в круговорот описанного автором, только на этот раз я уже был посвящён в происходившие события, поэтому испытывал ещё большее удовольствие от понимания сути происходившего, так как при первом прочтении многого не знал, а, может быть, наконец-то проникся более точным настроением, стал посвящённым в логику, а точнее в общую сущность истории произведения. Вот так понемногу, прорываясь в длинные многосоставные предложения книги, внедряешься в неё, чтобы изложенные в ней рассказы и части проникли в тебя раз и навсегда.
«… счёл более важным удержать в голове нечто конкретное, к примеру моего сына и кремни моего сына, моих предполагаемых отцов земных и небесных, четыре юбки моей бабушки, сохранённую фотоснимками бессмертную красу моей бедной матушки, рубцовый лабиринт на спине у Герберта Тручински, хорошо впитывающие кровь корзины для писем на Польской почте…»
А, чтобы снова воскресить в себе образ Оскара Моцерата, надо снова взять с полки книгу и начать читать её с любого места, потому что избавиться от прочитанного уже не удастся никогда, что впрочем не только производит неизгладимое впечатление, а и является великой тайной любого настоящего произведения искусства, коим эта книга и является.