«Занавес» — это новая книга Милана Кундеры, впервые переведенная на русский язык. Один из крупнейших прозаиков современности вновь погружается во вселенную романа. Автор размышляет о глубинных закономерностях этого сложнейшего жанра, дающего свежий взгляд на мир, о его взаимоотношениях с историей. В сущности, Кундера создает основополагающий курс искусства романа и его роли в мировой литературе. Эссе Кундеры, подобно музыкальной партитуре, состоит из семи частей, каждая из которых содержит...
Чтобы его [Филдинга] не свалили в одну кучу с теми, кого он презирает, он тщательно избегает термина "роман" и обозначает это новое искусство формулой витиеватой, но замечательно точной "прозаико-комико-эпическое сочинение" (prosai-comi-epic writing).
В "Поисках утраченного времени" Пруст высказывается с предельной ясностью:
"...всякий читатель читает прежде всего самого себя. А произведение писателя - не более чем оптический прибор, врученный им читателю, позволяющий последнему различить в себе самом то, что без этой книги он, вероятно, не смог бы разглядеть. Узнавание читателем в себе того, о чем говорится в книге, является доказательством ее подлинности..."
Эти фразы Пруста определяют не только смысл прустовского романа, они определяют смысл самого искусства романа.
переписка, сколь бы захватывающей она ни была, не является ни шедевром, ни даже просто творчеством. Потому что творчество - это не есть совокупность всего, что написал автор: письма, записные книжки, дневники, статьи. Творчество - это результат длительной работы над неким эстетическим проектом.
общее правило: экзистенциальное значение социального феномена воспринимается с особой остротой не в самый яркий момент, а тогда, когда находится еще в зачатке,когда феномен несравнимо слабее того, каким станет в будущем. Ницше замечает, что в XVI веке Церковь нигде в мире не была менее коррумпирована, чем в Германии, и именно поэтому Реформа родилась именно здесь, ибо "самые ростки коррупции представлялись нестерпимыми". Бюрократия в эпоху Кафки была младенчески невинна по сравнению с сегодняшней, вот почему именно Кафка вскрыл ее чудовищность, которая с тех пор сделалась банальной и перестала кого-либо интересовать. В шестидесятые годы XX столетия блестящие философы подвергли критике "общество потребления", но с течением времени реальность превзошла эту самую критику с такой карикатурной остротой, что ссылаться на это даже как-то неловко. Ибо стоит вспомнить еще одно общее правило: в то время как реальность повторяется без всякого стыда, мысль перед лицом повторяющейся реальности постепенно затухает.
"В истории литературы, в противоположность просто истории, остаются одни лишь победы, потому что поражения в литературе, не являются ничьими победами". Эту яркую фразу Жюльена Грака можно пояснить так: история литературы, "в противоположность просто истории", оказывается не историей событий, а историей ценностей. Без Ватерлоо история Франции была бы непонятной. Но "Ватерлоо" мелких и даже крупных писателей попросту забывают.
Персонажи романов не требуют, чтобы ими восхищались за их добродетели. Они требуют, чтобы их понимали, а это нечто совсем другое.
сочиняя свой роман, автор открывает до сих пор неизвестный, скрытый аспект «человеческой природы»; следовательно, сочинение романа — это акт познания
различие — это самая большая европейская ценность... идеал Европы: максимум разнообразия на минимуме пространства
единственная мораль романа — это познание
Когда Бальзак, Флобер или Пруст хотят описать поведение индивидуума в конкретной социальной среде, любое нарушение правдоподобия становится неуместным и эстетически неприемлемым; но когда автор фокусирует свой объектив на экзистенциальной тематике, обязанность создать для читателя правдоподобный мир не является более правилом и необходимостью