Рецензии на книгу «Казаки» Лев Толстой
О повести "Казаки" Льва Толстого написано много, в аннотации и истории написания дается практически полное представление о чем, о ком и почему написано это автобиографическое произведение.
Я попыталась читать, не связывая со школьными воспоминаниями, мне понравилась повесть. Не все у Льва Толстого я легко воспринимаю и принимаю. Например, после "Крейцеровой сонаты" я тяжело отходила, это произведение очень угнетающе на меня подействовало. Я объяснила это тем, что Толстой прекрасный психолог, очень явно описывает состояние человека, я же не попыталась защититься от такого "психологического нападения".
Тему казачью люблю. Люблю этот колорит степной или горский, описание быта, природы, характеров ярких местных героев. Все это в "Казаках" Л.Н. Толстого я получила вполне.
Начало: отъезд Оленина, прощание с друзьями, разговор о свете и попытка друзей отговорить от поездки на Кавказ - держали меня в ожидании и думалось: - скорей уже уезжай, скучно с ними.
Нет, любимым быть - несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать....Ведь я как будто украл это чувство.
Уезжает от нелюбви, от выгодного в глазах светского общества брака, едет в надежде найти любовь.
Постепенно приближаясь к месту назначения, меняется климат, природа и вся общая атмосфера книги.
Кавказ сразу предстает во всей красе и во всем многообразии: горы, Терек, гребенские казаки, станичники, абреки и как-то особняком русские офицеры и солдаты, от которых казаки отстраняются.
Великолепно чистый язык, его пьешь, наслаждаясь красивой простотой. Казачий быт, говор, традиции, манеры описаны так, что сразу чувствуется не разница - пропасть между эти людьми и Дмитрием Олениным, приехавшим в поисках себя, жизненного опыта, любви. Мне главный герой понравился. Да, молод, наивен, пытается сойтись с местными казаками, но он видит, что ничего не получится, чувствует это.
Дядя Ерошка - старый казак и веселый вор, балагур сходится со всеми, он сразу вызывает симпатию. Лукашка - молодой казак, первый парень на станице, и в бою, на охоте не промах. Очень точно подмечены все черты такого характера и в случае с подаренным конем и в отношениях с Марьяной, казаками. Марьяна и Лукашка для меня два сапога пара, им и нужно быть вместе.
Оленин влюбился в Марьяну, даже готов был жениться, но в возможность их счастливой взаимной любви не верилось сразу. Пусть не нашел он любовь , но приобрел большее:
Много я передумал и много изменился в это последнее время, – писал Оленин, – и дошел до того, что написано в азбучке. Для того чтоб быть счастливым, надо одно – любить, и любить с самоотвержением, любить всех и все, раскидывать на все стороны паутину любви: кто попадется, того и брать. Так я поймал Ванюшу, дядю Ерошку, Лукашку, Марьянку.
И о счастье:
счастие в том, чтобы жить для других.
Игра в классики
От А до Я
Предыдущая прочитанная мной книга ("На восток от Эдема") датировалась 1952-м годом, а в подзаголовке "Казаков" указано: "Кавказская повесть 1852 года". Хотя в печать она вышла в 1863-м, всё равно получается, что я, типа, специально прочитал 2 книги с разницей в 100 лет. Следовать этой цепочке и читать произведение 1752 года (или 2052-го) я не стал и взялся за... А об этом вы узнаете в следующей серии.
Чтобы закончить с цифирью, скажем, что недавно Льву Николаичу стукнуло 190.
Ощутил ли я трепет перед творчеством великого классика? Восхитился ли я слогом и тематикой? Прикоснулся ли к прекрасному? Да, но с пробуксовкой. Первую треть повести было почему-то скучно, страницы переворачивались машинально, без смакования. И вдруг - наступил момент, когда сошлись чувства героя и читателя: лежа в лесу на охоте Оленин ощутил переворот сознания, а я осуществил то же самое, лежа на диване. Удивительный Момент Истины, Озарение снизошли на него. Осознание единения с природой, и в то же время своей ничтожности пред ней. Когда я в последний раз лежал на земле в лесу, я, к сожалению, не чувствовал ничего, кроме тошноты от выпитого.
Последующие страницы написаны с пронзительной любовью и талантом, а может, я просто стал лучше вчитываться. Оленинское самоотречение вызвало восхищение: находясь по сути в любовном треугольнике, он как бы уступает возлюбленную Лукашке, по ходу дела даже одаряя того дорогим подарком. Его любовь к Марьянке созерцательная, необъятная, как любовь к широким русским просторам, которыми нельзя завладеть, а можно лишь издалека восхищаться.
Когда же схлынула волна самопожертвования, Оленин задумался о личной выгоде и счастье. Однако заарканить Марьяну было невозможно. Чуждый, пришлый для Кавказа аристократ-офицер никак не смог бы вытащить девушку-птичку из её естественного ареала - на "неволе" она бы быстро зачахла. И как он ни пытался стать "своим", ему до конца не удалось слиться с местным укладом жизни и менталитетом. Для этого ему пришлось бы прожить среди казаков ещё много лет. Их быт, кстати, речь и традиции потрясающе описаны Толстым в этой повести.
Оленина Толстой списывал, видимо, с самого себя. Он граф, представитель высшего общества, который вернётся в своё время в Ясную Поляну и на лоне природы, работая с крестьянами в поле, попытается обрести умиротворение. Противопоставление города со спёртым воздухом и свободно дышащей деревни - один из главных лейтмотивов "Казаков".
Слабое читательское внимание к "Казакам" я бы сравнил с вниманием обывателя к казакам: все знают, что да, они где-то там есть, они самобытны, хранят традиции и т.д., и т.п. - но пока не поедешь и не увидишь таких вот Ерошек своими глазами (или на крайняк не сходишь в музей), не заинтересуешься ни на йоту. Кому нужны "Казаки" / казаки, когда есть "Война и мир" или "Каренина" / политики, селебрити?
Мне.
«Чем чаще перечитываю я эту повесть, тем более убеждаюсь, что это chef-d’oeuvre Толстого и всей русской повествовательной литературы»
(Из письма И.С.Тургенева к А.А.Фету)
Это тот Толстой, которого я бесконечно люблю и готова перечитывать и перечитывать. Это тот Толстой, который не впал ещё в окончательное моралите и в окончательное отрицание общества, православной культуры, высшего света, вообще цивилизации. Его Оленин - предтеча будущих героев Толстого, ищущих себя, рефлектирующих, находящихся в постоянном поиске смысла жизни и счастья, пытающихся уйти от общественных устоев и высшего общества, - которые стремились к земле, к народной мудрости и народному, простому быту: Пьер Безухов, Константин Левин, Дмитрий Нехлюдов...Здесь же берёт начало его мысль, что только в соединении с природой, человек может быть свободен от условностей, от порока и быть счастливым в простой деревенской/станичной жизни. Эта повесть такой очень отменный эпилог к ''мысли народной'' в ''Войне и мире'', и эпилог к философии Левина в ''Анне Карениной''. Но я люблю эту повесть не это...не за легкие штрихи будущей нравственно-философской мысли Толстого, которая потом ярко и выпукло проступит в его более поздних работах, а за другое...
Я люблю эту повесть за ее настоящесть, за безупречно прекрасный русский язык, за легкость слога, идеальное сочетание формы, стиля и композиции,за мастерство так описать быт казачьей станицы, что рассказ оживает...что ты чувствуешь этот ни с чем не сравнимый запах горящего кизяка, что ощущаешь во рту сладковатый и мягкий вкус каймака на белом душистом хлебе, видишь в небе, вспорхнувшего сдерева фазана, слышишь, говор казачек, загоняющих скотину в хлев, ощущаешь пыльный запах степи и захватывающую дух красоту кавказских гор...свежесть и мощь коричневого Терека, и ...ай!...а вот пулька, пущенная абреком, просвистела у виска.
За очень яркое и точное описание тяжелого, но очень красивого казачьего быта. За то, что пока читаешь - ощущаешь мощь и красоту литературы, за то, что эта небольшая повесть вызывает в тебе красивые и бурные потоки собственных мыслей и чувств. У тебя тоже перехватывает дыхание от вида гор, как и у Оленина, у тебя тоже вызывает чувство фальши нынешнего своего существования в сравнении с простой, глубокой, наполненной внутренним смыслом и красотой существования на воле,жизнью казаков. Свобода от условностей,кроме тех,которые положила природа солнцу, траве, зверю, дереву. Других законов у них нет...'' А есть свобода бытия, которой лишено светское общество, потонувшее в условностях, пустоте существования и пустившего в инфляцию любовь и счастье.
И дело не в том, как закончилась повесть, - печально или нет,- а важно то, что Оленин уже не будет прежним. Он вернётся в привычную для себя среду, будет жить среди тех людей, но он не будет прежним - казаки и захватывающая красота гор и Кавказа - навсегда изменили его. И под следущими словами Толстого я готова подписаться, потому что абсолютное отражение моего взгляда:
В человека вложена потребность счастия; стало быть, она законна. Удовлетворяя ее эгоистически, то есть отыскивая для себя богатства, славы, удобств жизни, любви, может случиться, что обстоятельства так сложатся, что невозможно будет удовлетворить этим желаниям. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастья незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!''
Не бесспорно, но, во всяком случае это, на данный момент, мне ближе всего. Какое же это невероятное счастье - перечитывать любимую классику. И ''Казаки'' - настоящий chef-d’oeuvre русской классической повести.
Молодой юнкер из Москвы, Дмитрий Оленин, крайне пресыщенный светской жизнью, едет на Кавказ в действующую армию для того, чтобы принять участие в боевых действиях против воинственных горцев. Там, он в составе своей пехотной роты оказывается расквартированным на продолжительный период времени в станице терских казаков. Терские казаки - довольно самобытный народ, состоящий, вроде как, на службе у России, но в тоже время с презрением относящиеся к любому русскому человеку и уважающие только своих врагов - чеченцев. Маясь от безделья, Оленин подружился с некоторыми казаками, которые усиленно травят ему байки под активное распитие спиртных напитков. Он знакомится с природой края и с обычаями казаков, ходит на охоту, наконец, влюбляется в местную казачку. Простая жизнь казаков, резко контрастируя своей естественностью с жизнью городского жителя, очень сильно впечатляет Оленина. Все это для него кажется каким-то откровением, снизошедшим свыше. Доходит до того, что он готов оставить свою прежнюю жизнь и записаться в казаки. Но для казаков он по-прежнему остается чуждым элементом, к нему относятся с тем же презрением, что и к остальным русским. Развязка любовного треугольника, в котором Оленин оказался одной из вершин, приводит его к пониманию своей чуждости, и юнкер покидает станицу.
Нет, это далеко еще не тот Толстой, что написал "Анну Каренину" и "Войну и мир". Как-то не зацепилась эта книга за сознание и не оставила в душе глубокого следа. Вроде бы повесть отчасти автобиографична, но совсем не возникло ощущения, что все действие пережито самим автором. Или даже не так. Толстой описал одному ему понятные и родные воспоминания, наверное, так как чувствовал их, но при этом совсем не позаботился о том, чтобы они стали доступны восприятию читателя. От того все мотивации и причины для трансформации сознания главного героя остались за кадром. Местами наивность и оторванность от жизни Оленина, вообще, вызывают одно недоумение. С точки зрения художественной ценности произведения, конечно, чувствуется молодой, уже набирающий мастерство, автор, но все же это еще не уровень великого классика.
Прочитано в рамках "Игры в классики".
Что нового можно сказать о произведениях Льва Николаевича? Да ничего. Тут всё понятно и без слов. Лев Николаевич - столп русской литературы. Мощь, глыба. И даже такое небольшое произведение это лишний раз доказывает.
Но, не смотря на небольшой объем повести, я в очередной раз убеждаюсь в величии русского языка, во всей красоте природы, которая этим самым языком описывается.
А какая замечательная любовная линия! Чудесное описание переживаний, страстей и мучений героев.
Ну и безусловно, главное действующее лицо (по моему мнению) - Кавказ. Как красиво описывает его Лев Николаевич! Какой он притягательный, бескрайний и дикий...
Правда, откровенно говоря, для меня так и осталось загадкой поведение Марьяны в конце книги. В чем перед ней провинился Оленин? Почему она так жестоко с ним обошлась? Мне лично не понятно.
P.S. Слушала аудиоспектакль с участием Алексея Баталова, Николая Караченцова и Светланы Крючковой. Очень рекомендую! Версия, правда, наверняка не полная, но не думаю, что сильно сокращенная.
Картина Петра Верещагина "На Кавказе"
Спасибо игре "Дайте две"! :)
Идеал мужского начала русской жизни.
Как-то уже приходилось писать, что т.н. «заблуждения» Толстого (как будто у кого-то есть моральное право называть выстраданные убеждения «заблуждениями») – неподсудны, особенно потомкам. Неподсудные по причине целостности личности: жил как веровал, а потому и прощено всё.
«Казаки» столь часто рассматриваемое и критиками, и любителями, и гурманами Толстого произведение, что, как и в случае с «Хаджи-Муратом» или «Степью» Чехова, пытаться сказать что-то новое с точки зрения литературоведения – ну, наивно, по крайней мере. Но всегда есть, что сказать с точки зрения собственной интерпретации текста. А уж тем более в зависимости от возраста, жизненного опыта, рефлексии и саморефлексии. Так и с «Казаками»: что осталось вне поля профессиональной критики? Проблемное поле – известно, история создания и литературные особенности – тоже.
Но попытка собственной интерпретации у меня была вызвана прочтением «Героя нашего времени» и тем ракурсом, что попытаться в лицах, запечатленных не в исторических документах, но в произведениях художественных, увидеть «физиономии», по выражению той эпохи, русского колониализма (в терминах марксизма) или миссии «белого человека» (в терминах Киплинга). Каков русский колонизатор-миссионер? И, конечно же, вопрос самый актуальный: генезис трений, противоречий, непонимания между русскими и Северным Кавказом. Что в основе? Когда возникло? Как складывались взаимоотношения? Какими были русские тех лет? Как относились к местному населению? При этом, разумеется, всегда было понимание различия исторического документа и художественного образа писателя. Но всё же вернемся сначала к убеждениям Толстого относительно «здорового начала простой жизни».
Самое удивительное: как такой прозорливый человек, писатель, личность вообще мог поставить себе вопрос таким образом? Понятно, что предтечей был Руссо. Понятно, что не произошли те события, случившиеся позже и показавшие «естественные» ограничения «человека простого» в том, какими качествами он был наделен умозрительно гением русской литературы. Толстой – самобытный, глубокий писатель-мыслитель-философ. Ничего на веру, кроме самой веры! Отношение к «простым» людям, разумеется, не было случайным ни в «Казаках», а уж тем более в более поздних произведения. Можно предположить, что эсхатология с понятным направлением духовного движения, «развития» человека и человечества, показывает путь к концу – физическому, по крайней мере. Что не может не сопровождаться упадком нравов, что Толстой и наблюдал в привычной для него среде. Выход – в опрощении, возврате к незамутненной жизни «простых» людей, живущих в гармонии с природой, собственно, почти и не выделивши себя из природы. Но и там всё настолько далеко от того, как понимал гармонию Толстой. Прекрасная иллюстрация – фильм «Легенда о Нараяме». И фильм, и повествование – совершенно из другой цивилизации, но есть ли там гармония? А если она и есть, то это гармония вовсе не человеческого общества. Как мы, европейцы, это понимаем. Но тут уже полемическая область, где нужно договариваться о терминах.
Поразительная «слепота» гения: живя «казацкой» жизнью ты никогда не сможешь подняться в осознании себя, своих проблем на уровень «сознательной» же жизни. Для этого у тебя нет ни времени, ни сил. А быть «простым» в нравах и «просвещенным» в познаниях – решительно невозможно. Так же, как чуть-чуть беременной. Так не бывает. Что, собственно, демонстрировал Лев Николаевич собственной жизнью. Но мне бы хотелось и «предостеречь» от соблазна цитирования Библии, того места, где о помножении познания и помножения скорби. Трудно согласиться, что собственная жизнь – это лишь помножение скорби через помножение познания. Невозможно согласиться с тем, что проживая и, в теории, приобретая мудрость, эта мудрость есть лишь единственно – скорбь. Святые отцы православия, да и не только, - разве это не демонстрация иного? И печать светлого понимания и умиротворения на их лицах в момент ухода из этой жизни –разве это иллюзия и обман? Поэтому ещё раз: речь не об известном «заблуждении» относительно жизни «простой» или «цивилизованной». Речь о том, почему Толстой убежденно придерживался, да что там придерживался - проповедовал именно такие свои взгляды?
Ещё такая мысль: представление об обществе как об испорченном, пардон, сообществе и не более того – подобным, спекулятивным образом может рассуждать лишь ум незрелый. Да, к моменту написания Толстому было что-то около 30. Но подобный взгляд у Толстого остался на всю жизнь. Удивительно! Зададимся вопросом: может быть, как это бывает почти всегда, может быть, подобное отношение к обществу – следствие какой-то психологической драмы глубокого человека? В «Казаках» - повести удивительно светлой, ясной, легкой, читающейся с прекрасным настроением, написанной прекрасным литературным языком, явно на каком-то душевном, духовном подъеме, можно, на мой взгляд, проследить начало той личностной эволюции, или саморазвития, как сказали бы сейчас, самого Толстого. Ведь что волнует, над чем размышляет, занимаясь самоедством Оленин? Азартные игры, обманутые женщины, ложь, лицемерие, пустое время препровождение, - вот от чего он хочет уйти. А в конце, в пределе, сам Толстой приходит к созданию собственной «системы», покоящейся на его собственном прочтении христианства, то есть он приходит к собственной, продуманной и обоснованной мировоззренческой системе.
Повесть ясная, чистая, по-хорошему легкая. В ней в каждой строке – жизнь! Горы, реки, лес, охота, напряжение приграничной жизни, перестрелки, засады. Искреннее желание понять и принять образ жизни и, следовательно, образ, строй мыслей казачей станицы. И через всё – женская плоть, женское тело, желание обладать ею. Эта плоть в буквальном смысле не дает спать Оленину, она кружит голову и просто сводит с ума здорового физически и морально молодого человека. Оленин смотрит на Марьяну, да нет, Толстой смотрит на казачку и видит только платье-рубашку-сорочку Марьяны, за которым мужское воображение рисует молодое, красивое, ждущее мужчину-хозяина с его ласками и требованиями любви тело. О чем пишет по большей части Оленин в своем дневнике? Да об этом же и пишет – о женщине! О чем мечтает-фантазирует молодой человека? Да о том, о чем мечтают и фантазируют все молодые мужчины! Обо что разбиваются все умозрительные «системы» Оленина относительно собственного предназначения и главной же обязанности=основы счастья – служения и самоотречения во имя других? О женщину и разбивается! Почему гений Толстого «не дошел» до того, что ведь после насыщения им ведь и поговорить будет не о чем? Что ничего общего нет ни в их взглядах, ни в образе жизни и идеалах? Почему так? Скорее всего, как и в случае Печорина – молодость! С её иллюзиями вечного семейного счастья с единственным человеком до самой последней черты. Но это – так человечно, слишком человечно, как говорит любимый Заратустра.
Нашел ли я в повести того, чего искал, если не для объяснения, то попытки понимания взаимоотношений русских с кавказцами? И да, и нет. В этом отношении «Хаджи-Мурат» дает больше, о чем я пытался написать в отзыве. Здесь интересен другой момент: русские и русские, православные и староверы. Послушаем Толстого: «Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру».
Далее: «Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там».
Вот ещё: «Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату». «Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах-малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами».
И постоянное презрение во взглядах чеченцев на русских. Собственно, ничего нового. Собственно, а что остается делать с тем, кого победить не можешь? Места в тексте, где Толстой говорит о презрении во взглядах, встречаются практически везде, где только в тексте появляется чеченец. В конце повести, в эпизоде с окружением и уничтожением группы чеченцев, пришедшей украсть лошадей и скот, есть такое место: «Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню». Бой был равным, никакого подавляющего преимущества у русских не было, была военная хитрость, храбрость и понимание защиты собственного дома. И что характерно именно для Толстого, как человека русского и человека православного. Повторюсь: именно для человека русского. У русского человека нашлось вот, какое отношение к убитым в бою чеченцам: «Каждый из этих рыжих чеченцев был человек, у каждого было свое особенное выражение». Нужно ли говорить, что совершенно невозможно представить такие строки и такое отношение к врагу, если бы автором был бы чеченец. Но об этом – в самом конце, потому что на самом деле мораль не в этом – какие хорошие одни и какие плохие другие. Понятно, что «хорошие» и «плохие» - в отношении к своим. Ну вот: мне кажется, что Толстой хотел бы быть русским, но не «обычным» русским, русским мужиком, крестьянином, да – солью земли, но всё-таки холопом (крепостное право отменено ещё не было!), а русским казаком, обладать человеческими, личностными, мужскими качествами казака. Казак как свободный (не холоп!), смелый, мужественный, абсолютное воплощение мужского начала. Мужественный и просвещенный. Он мужественен духом, а потому несгибаем. Он – цивилизован (не дик), его мужество и бесстрашие – осознанное, он – защитник и опора Отечества. Возможно, «Хаджи-Мурат» получился тяжелым во всех смыслах произведением, что Толстой так и не нашел воплощения просвещенной мужественности ни в себе, ни в ком-то другом.
А что же чеченцы? Да, собственно говоря, ничего. Говорить бесконечно, что ничего не меняется, в смысле, они, чеченцы, не меняются. Как считали русских такими, как в «Казаках», так и считают. Говорить об этом, по крайней мере, надоело. Потому как это на самом деле ничего и не объясняет, ничему и не учит. Учат «Казаки» другому, пусть неявно, не напрямую. Мужеств это ведь не только шашка, «рубилово-махалово». Мужество – это ведь когда ещё и честно. А честно – это когда говорят и обсуждают открыто всё, что мешает. Обсуждают то, почему одни называют других «черножопыми», а другие «собаками». Обсуждают, чтобы понять хотя бы: нам по пути?
Упрек чеченцам, пожалуй, один: хочется почитать, что и как они думали о русских – и тогда, и сейчас. Есть ли такие источники? От того, что мы делаем вид, что ничего не происходит, а на самом деле происходит – загонять болезнь ещё глубже. В повести куча мест, где контакты описаны более чем прозрачно: была своя жизнь, были связи, контакты, общие дела, было куначество. Толстой не дает ни повода, ни права, сводить проблему к примитиву: эти – черножопые звери, эти - русские собаки и свиньи. Толстой видел жизнь гораздо глубже, как гений и честный человек он увидел Горнее и у тех, и у других. Ведь реально – проблем у не русских (этнически) – гораздо больше, чем у русских. Как мы решаем то, что уже невтерпеж, знают не только русские: раньше – дубина или сабля – и ничего живого вокруге, сейчас – бомба-матушка и трандец всем. Никаких иллюзий. Как и насчет того, что русским не русские нужны больше, чем не русским – русские.
Реалии таковы, что «Казаки» и «Хаджи-Мурат», кавказские рассказы Толстого – больше, чем просто литературные произведения. Толстой прямым текстом по сути говорит о главной проблеме: русские не являются образцом для чеченцев ( в случае «Казаков») в морально-нравственном смысле (кстати, очень интересно объяснение того факта, почему чеченцы встречали немцев хлебом-солью, рекомендую поизучать вопрос!). А это – проблема русских, исключительно русских! Поясню: почему США или Великобритания – магнит для всех? Образ жизни, воплощенный в успешность, - вот и весь ответ. Тянутся к успешному, сильному. Так было всегда. Не знаю, будет ли так всегда. Почему русские в Хаджи-Мурате видели больше, чем просто война? Да потому, что он был Воином!
И чтобы нам, русским, решить наши собственные проблемы нужно, просто необходимо читать Великих Русских Людей, являющихся духовными вершинами нации, читать такие книги, как «Казаки». Льва Николаевича Толстого.
у джека лондона есть хороший рассказ, где старый индеец рассматривает иллюстрации и говорит, что не понимает историй изображенных на картинке. вот больная девочка и ее растроенная мать, но непонятно, выздоровеет эта девочка или....
понятно, что задача художника была совсем иной, ему действительно хотелось показать именно краткий момент переживания женщины за свою дочь – исход болезни остается за кадром и для данной ситуации он не играет большой роли. важно то, что «здесь и сейчас», как важно то, что испытывают потерпевшие кораблекрушение при новом ударе стихии:
иван айвазовский «девятый вал» (фрагмент).
никто не пробовал фантазировать – что с ними будет дальше? я – нет, это и не принципиально для данной картины. важно, что люди попали в катастрофу, и их спасение – очень далеко, зато гибель – прямо перед ними. страх и ужас в их глазах –здесь и сейчас, и важно именно это. тут мне все понятно, как и индейцу ситка чарли.
понятно, почему я так подробно? потому что когда я смотрю на «девятый вал» айвазовского – мне понятно, что автор хотел сказать. когда читаю джека лондона – мне тоже понятно. а вот «казаки» толстого.... перед нами долгая и протяжная история поиска главным героем смысла чего-то там, для чего он едет на кавказ, пытается сблизиться с казаками, проводит много времени на охоте и тэ дэ. картины единения с природой сменяются картинами зарождения чувств к красивой казачке марьянке, но все скомкано, все смято, все непредсказуемо, причем не в поступках героев – они такие, какие есть, а – в замысле автора. непонятен мне этот замысел.
махнуть бы рукой – мало ли непонятного и непонятого, но ветть это же – лев толстой! тот самый, который написал «каждая несчастная семья несчастна по своему», а потом с исключительной пронзительностью показал эту несчастную семью, ах. «анна каренина» – непростое произведение, но понятное. «казаки» – куда проще, но куда непонятнее.
и чем больше я читаю положительных рецензий, с восторгами сюжетом, стилем и слогом, тем больше растет у меня это непонимание. чего я упустил, из того, что увидели другие? кто из нас идет тропой ложных солнц? конечно, самый простой вариант – сделать вид, что все нормально, поставить «пять звезд» и немного поснобствовать на тему живописания автором казачьего быта, но клин.... это же не решение проблемы.
================================
«у джека лондона есть хороший рассказ» – он так и называется «тропой ложных солнц» .
«историй изображенных на картинке» – вообще, все эти мысли про «картинки из жизни», возникли из размышлений над щитом ахилла, про который я писал накануне:)
«и их спасение – очень далеко» – наверное, измаил с китобоя «пекод» тоже так думал. а что думали погибшие в кораблекрушении – нам никогда не узнать.
«поснобствовать» – давным-давно уже придумал выражение, характеризующее мое отношение к снобству, типа есть люди, любящие порассуждать на тему глинтвейна или сигарет «житан», при том, что ни глинтвейна никогда не пили, ни сигарет этих не курили.
книга прочитана в рамках игры "флэшмоб 2015" с благодарностью saiklo за совет:))
Источник
Классика на все времена
Есть произведения, которые уже во время прочтения понимаешь, что прочитал и все! У Толстого повести и романы такие, что сразу понимаешь - будет и второе и третье прочтение с новыми гранями и открытиями. К небольшой повести я шла долго, хотя институт казачества мне всегда был интересен. Теперь же я хочу прочитать какую-то книгу, чтобы вновь погрузиться в атмосферу Кавказа, увидеть горы, ГОРЫ, которые так поразили Дмитрия Оленина и которые я тоже люблю.
Толстой поднимает несколько важных тем для размышлений - война, в которой погибают люди, живущие фактически на одной территории.
Казаки и их идеал. Ибо даже в тексте неоднократно Ерошка повторяет, что вот рааааньше были другие, самые настоящие казаки. Семья. Редко у кого писателя в произведениях столько уделяется внимания семье. Со всеми ее укладами, правилами, традициями. Кто и за что в ответе, как распределяются обязанности, как вместе выходят на работу в поле или виноградники.
И любовь. Хоть главный герой фактически бежит из столицы на войну, от себя, долгов, любовной истории. Это ему кажется пошлым и ненастоящим. Жизнь в походах, лишениях и трудностях, риск быть убитым - вот что он ищет на Кавказе. Юнкер, который даже среди своих, смотрится белой вороной. С офицерами не кутит на широкую ногу, не ведет себя двусмысленно по отношению к молодым казачкам. Ах, эти рефлексии молодого барина...
Марьянка, красавица, уверенная в себе, живущая в согласии с собой и окружающими.
И как же она мне нравилась всю повесть, как она лавировала между Лукашкой и постояльцем Олениным. Но скажу честно, в финале ее поведение совершенно оказалось непонятным. Да-да, тут можно тысячу оправданий найти - от того, что Оленин так своим здесь и не стал (даже для Ерошки?), что не нужна была Марьяне вся эта история - она же все равно поступит так, как велят родители. В общем, Толстой показал правду. За это я его произведения и люблю.
Книга прочитана в рамках Игры в классики. 7-й тур
Поначалу было трудно читать: много новых слов, много фраз казачьих, совершенно другой мир, другие вещи, люди. Для меня эта книга была погружением в тот мир, в мир казаков, кавказа, станицы, кордона, охоты. Инетерсно было узнать для себя новые слова. Интересно было представлять персонажей, их быт, их жизнь. Черкеска, галун, бешмет, бурка, поршни, арба, папаха — то что сразу вспоминается, но остаётся еще много других. Язык очень богат и сложен для восприятия.
Переживал за главного героя. Сначала было отрицание его, отвращение к нему: самовлюблённый, безцельный, бросивший своё окружение. Но потом начал проникаться его жизнью, завидывать ему. Он оказался мужественным, думающим, добрым, смелым человеком. Он проходит стадии развития, осознания своей ситуации. От самовлюбленного, высоко себя ставящего (никогда не будет любить), до признания своей влюбленности.
Перед Олениным был выбор, который он поначалу не хотел воспринимать: не признаваться Марьяне и оказаться трусом, либо признаться и отказаться от своей прошлой жизни полностью, стать казаком, жениться на ней. Он выберает второе — мужественный, сильный поступок. И мир ему отвечает, он видит, что казаком он быть не может: не принимают его. А раз он не казак, то и Марьяне не муж. Всё рушиться и он уезжает. Заметьте колебания минимальны, нет стояния на месте годами, нет прятания от этого выбора, от этой реальности. Он понимает как он себя обманывает, он видит, что он хочет на самом деле себе счастья в любви, а не счастья в служении другим, отбрасывает эту ловушку, этот самообман и делает выбор. Это реализация свободы. Это здоровый поступок, человек. Оленин не проиграл, а исцелён. Да он потерял Марьяну, но приобрёл себя, он понял горькую, но правду — он не может быть казаком.
Когда начинаешь излагать свое мнение о каком-либо произведении Толстого, то невольно возникает мысль о том, насколько "суконным" является твой язык, которым ты пытаешься сделать это. Великолепный, образный русский язык, умение ясно, красочно довести свое видение событий и явлений, в также создать зримый образ героя, который, как живой, встает перед твоими глазами, присутствовали уже в ранних произведениях писателя, к которым относится и повесть "Казаки". Читал я ее не по принуждению, а по собственному желанию еще до того, как ее "проходили" по школьной программе. Мир казацкой станицы,образ жизни и обычаи казаков раскрывались по мере чтения во всем своем разнообразии и в то же время, простоте. И Оленин в этом мире был чужим. Даже любовь не могла его сделать своим. Да и была ли это настоящая любовь? Вопрос этот возник у меня еще тогда, когда я совсем не был искушен в вопросах любви. Оленин почему-то встал для меня в один ряд с Онегиным Пушкина, Чацким Грибоедова, Печериным Лермонтова, хотя, по сравнению с ними, он является более цельной натурой.
Странно читать о кавказской войне позапрошлого века, зная о кавказской войне конца двадцатого, т.е. то, чего не мог знать Л.Н. Толстой.
Мысль о том, что от пошлости повседневной городской жизни можно спастись на войне, на Кавказе, ввиду величественных гор, под шум Терека, кажется мне кощунственной. В наши дни на Кавказской войне ни от чего спастись нельзя, а можно встретить смерть в её самом чудовищном виде (причём, не выезжая на место, с доставкой на дом).
Сила художественной правды Л.Н.Толстого состоит в том, что он убедительно показал, что и в относительно простодушные времена девятнадцатого века такое спасение было немыслимо. И дело не только в войне, а в том, что убежав от одних людей, человек обречён жить среди других, не хороших, не плохих, а людей с их другой, но всё же пошлостью. Пошлость казацкой станичной жизни: ритуальное пьянство, охота на абреков, гордость, когда удаётся убить, пусть хоть и подростка, делёж убогой добычи... Пошло получить чеченскую пулю в живот в отместку за убитого брата. А как объяснить и оценить участие гордых гребенских казаков в войне с Чечнёй на стороне угнетающей их и презираемой ими России, тогда как по образу жизни и видению мира они бы прекрасно договорились и ужились с горцами?
Правда состоит и в том, что все три молодых героя, что Оленин, что Лукашка, что Марьяна заняты только собой, ни в одном из них не просматривается ни доброта к другому, ни попытка увидеть что-нибудь дальше собственного носа. Каждый из них в какой-то момент использует другого в угоду своему внутреннему комфорту. Итогом года жизни Оленина в казацкой станице, на берегу Терека, вдали от столичной пошлости, явились опустошенность души, больше той, с которой он прибыл на Кавказ, презрительное равнодушие Лукашки и Марьяны, жизни которых он завидовал, и плотная туманная завеса над будущим. Если бы мне предложили выбрать, кто из этих троих больше достоин уважения и сочувствия, то я вслед за дедом Ерошкой выбрала бы Оленина.
Наверное, правда и то , что во все времена были и будут такие, как Оленин, которым "целый мир - пустыня". Думаю, что это непоправимо. И если даже непрестанное изнурительное самосовершенствование и потребность записывать движения своей души войдут в привычку, а со временем перерастут в судьбу великого писателя и даже гения, пророка, мы то знаем, каким адом это обернётся.