Д.С.Мережковский (1865 — 1941) — один из самых читаемых и модных писателей своего времени, один из родоначальников русского символизма, давший своим поэтическим сборником «Символы» имя новому направлению. Роман «Юлиан Отступник», вошедший в трилогию «Христос и Антихрист», рассказывает об императоре Юлиане, прозванном за свою попытку возродить умирающую языческую религию «Отступником».
Всякий дурак сумеет исполнить то, что сказано. А ты угадай безмолвную волю владыки — вот за что благодарят.
Тишина сходила в душу. Он задремал; но и сквозь сон чувствовал ее присутствие: [Афродита] опускалась к нему ближе и ближе; тонкие, белые руки обвились вокруг его шеи. Ребенок отдавался с бесстрастной улыбкой бесстрастным объятиям. До глубины сердца проникал холод белого мрамора. Эти святые объятия не походили на болезненно страстные, тяжкие, знойные объятия Амариллис. Душа его освобождалась от земной любви. То был последний покой, подобный амброзийной ночи Гомера, подобный сладкому отдыху смерти...
Олимпийцы победили древних богов; теперь олимпийцев победят новые боги. Храмы будут гробницами...
Я люблю вечер больше утра,осень - больше весны. Я люблю все уходящее. Я люблю благоухание умирающих цветов. Что же делать, друг мой?Таким меня создали боги. Мне нужна эта сладкая грусть,этот золотистый и волшебный сумрак. Там, в далекой
древности, есть что-то несказанно прекрасное и милое, чего я больше нигде не нахожу. Там-сияние вечернего солнца на пожелтевшем от старости мраморе. Не отнимай у меня этой безумной любви к тому, чего нет! То, что было, прекраснее всего, что есть. Над моею душою воспоминание имеет большую власть, чем надежда.
Будущее в нас -- в нашей скорби!
Свет знания рассеивает тьму суеверия и дает разуму человеческому свободу...
Люди думают, что страдают от голода, от жажды, от бедности, от боли; на самом деле, страдают они только от мысли, что, может быть, Его нет.Это единственная скорбь мира.
Будьте прокляты, отнимающие детей от матери, соблазняющие невинных, люди в черных одеждах, боящиеся света небесного, слуги Распятого, ненавидящие жизнь, разрушители всего, что в мире есть святого и великого!..
У меня была старая няня Лабда, похожая на Парку; она мне рассказывала страшные предания о доме Флавиев: она запугала меня. Глупые бабьи сказки все звучат с тех пор в ушах моих по ночам, когда я один; глупые, страшные сказки погубят меня...
Сладкое уныние проникло в сердце Гнифона: он что-то вспомнил и улыбнулся; может быть, вспомнил детство, вкусные ячменные лепешки с медом и тмином, белые полевые маргаритки и желтые одуванчики, которые приносил со своей матерью на скромный алтарь деревенской богини; вспомнил лепетание детских молитв не далекому небесному Богу, а маленьким, земным, лоснящимся от прикосновения рук человеческих, выточенным из простого букового дерева, домашним, родимым Пенатам.
Буря утихла. В окно было видно, как между разорванных туч бездонно-глубокое небо сияло зеленой печальною зарею, в которой умирала звезда Афродиты.
Я говорю: нет богов. Ты - один.
И ему сделалось почти страшно, в тишине, запустении и сумраке Аполлоновой рощи, с этим глухонемым ребенком, пристально и загадочно смотревшим ему в глаза, прекрасным, как маленький бог.
Обоготворять прекрасное изваяние Фидия не разумнее ли, чем преклоняться перед двумя деревянными перекладинами, положенными крест-накрест, - позорным орудием пытки?
Император въехал в священную ограду. Здесь бушевала толпа. Многие перекидывались шутками и смеялись. Тихие аллеи, столько лет покинутые всеми, кишели народом. Чернь оскверняла рощу, ломала ветви древних лавров, мутила родники, топтала нежные, сонные цветы. Нарциссы и лилии, умирая, тщетно боролись последней свежестью с удушливым зноем пожара, с дыханием черни.
Горы, как воск, тают от лица Господа, от лица Господа всей земли.
Клянусь вечной радостью, заключенной здесь, в моем сердце, я отрекаюсь от вас, как вы от меня отреклись, покидаю вас, как вы меня покинули, блаженные, бессильные! Я один против вас, олимпийские призраки!..
На небе, на земле и на море наступила тишина.
И в тишине вдруг послышались медленные звуки церковного пения: это старцы-отшельники, на передней части корабля, пели хором вечернюю молитву.
В это же мгновение по недвижимой поверхности моря пронеслись иные звуки: мальчик-пастух играл на флейте вечерний гимн богу Пану.
Земля стареет. Реки текут медленнее. Цветы весной уже не так благоухают. Недавно рассказывал мне старый корабельщик, что подъезжая к Сицилии, теперь нельзя уже видеть Этну с моря на таком расстоянии, как прежде: воздух сделался гуще, темнее; солнце потускнело... Кончина мира приближается...
Не надо бояться: если есть любовь, то нет страха.
И если есть Бог, Он должен сделать так, чтобы смерти не было, чтобы мы были вместе - всегда!
Надо победить в себе не только отвращение к смерти, но и отвращение к жизни - это гораздо труднее, потому что жизнь страшнее смерти.
Те, кто, видят одну истину, слепы для другой.
Но зачем, зачем я не могу забыть, что есть иное, что есть красота, зачем я увидел тебя!..