Любовь слишком молода, чтобы знать, что такое совесть.
Истинная мудрость заключается в искусстве умирать
Да, видно, я и вправду не со всякой любовью знакома. По мне, такая, как твоя, ничем не лучше ненависти. Я словно в тёмную яму заглянула.
Моё лицо - вот моя самая надежная маска
Жажда обладать тем, кому не можешь дать ничего, изнашивает сердце.
Брак установлен обычаями людей, а не законами природы. Мужчина уговаривает, женщина соглашается — вот и всё, что от природы.
Любить и терять любимых — и то и другое в природе вещей. Если, принимая первое, мы не можем вынести второго, мы проявляем тем самым нашу слабость.
Неужели ты не замечала, что людям больше всего стыдно за вещи, в которых они не виноваты?
"Люди редко говорят то, что хотят сказать на самом деле.
Когда Лис учил меня писать по-гречески, он часто говаривал: "Дитя, сказать
именно то, что ты намереваешься, все целиком, ничего не упустив и не
прибавив, - в этом и заключается радостное искусство слов". Бойко сказано,
но я отвечу на это, что, когда приходит время произнести речь, которая
готовилась всю жизнь, которая ни на миг не покидала сердца, твердилась и
зубрилась наизусть, - тут уже не до радостного искусства слов. Я отлично
знаю, почему боги не говорят с нами открыто, и не нам ответить на их
вопросы. Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш
бессмысленный лепет? Пока мы не обрели лиц, как они могут встретиться с нами
лицом к лицу?"
Сердцу моему не удалось убедить меня, и я поняла, что есть любовь более глубокая, чем та, которая ищет для любимого человека только счастья.
Я уже говорила, что труды и болезни — лучшие утешители. Но пот — еще более дивное творение богов. Он лучше любой философии излечивает от тягостных дум.
В смертных людях есть нечто великое, чтобы об этом не думали боги.Они способны страдать бесконечно и беспредельно.
"Память, стоит разбудить ее, превращается во властного деспота".
Я отлично знаю, почему боги не говорят с нами открыто.Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш бессмысленный лепет?Пока мы не обрели лиц, как они могут встретится с нами лицом к лицу?
Наверное, так сама Божественная Природа разрушает нас и губит, не питая к нам никакого зла. Мы, глупцы, зовем это гневом богов, но это так же смешно, как утверждать, что ревущие речные пороги … поглощают упавшую в воду муху, потому что хотят погубить ее.
По-моему, единственное различие между явью и сном заключается в том, что первую видят многие, а торой - только один человек. Но то, что видят многие, может не содержать ни грана правды, а то, что дано увидеть только одному, порой исходит из самого средоточия истины.
Ужасная догадка, невыносимая, тяжкая, как камень на груди, навалилась на меня, и она была беспощадно похожа на истину. Никто не полюбит тебя, пускай ты отдашь за него жизнь, если боги не одарили тебя красивым лицом. Значит (почему бы и нет?), боги не полюбят тебя (как бы ты ни страдал и что бы ты ни делал, стараясь угодить им), если тебе не дано прекрасной души. Каждый отмечен с рождения любовью или презрением людей и богов. Уродство наше, внутреннее или внешнее, рождается вместе с нами и сопровождает нас по жизни как участь. Как горька эта участь, знает любая несчастная женщина. Всегда видеть сны об ином мире, иной стране, иной судьбе, когда скрытое в нас проявится и затмит все прелести тех, кому повезло больше. Да, но если и там, за этим порогом, мы будем отвергнуты и презренны?
Так те, кому боги не дали ни слуха, ни чувства прекрасного, все равно обернутся послушать арфиста, который щиплет струны пальцами ног.
Любящие иногда должны делать больно любимым.
Любовь иногда состоит из ненависти на девять десятых, но при этом остается любовью.
Только тот, кто прожил долгую жизнь, знает, как многолетнее чувство, пропитавшее насквозь все сердце, может иссякнуть и увянуть в краткое время. Возможно, в душе, как и в почве, не самые красивые цветы пускают самые глубокие корни. А может, я просто постарела. Но, скорее всего, дело было вот в чем: моя любовь … стала для меня невыносимой. Она завела меня на такие высоты и бросила в такие глубины, где любовь уже не может существовать - она задыхается то от отсутствия, то от избытка воздуха. Жажда обладать тем, кому не можешь дать ничего, изнашивает сердце.