Рецензии на книгу «Театр Шаббата» Филип Рот
Филип Рот - американский писатель в прямом смысле этого слова (и имеется в виду не слово писатель). В своих книгах он постоянно пытается показать американские реалии в отражении кривого зеркала. Это доведенная до абсурда политкорректность в "Людском клейме", это отношения между 60-летним мужчиной (альтер эго писателя?) и молодой студенткой, это неприятие обществом отношений между мужчиной и женщиной с большой разницей в возрасте. И это описание постельных сцен - очень подробное, частое и длительное описание. Я не настолько консервативна, чтобы пропускать в книгах и фильмах подобные сцены, но когда на меня с каждой страницы брызжет спермой 64-летний (если не ошиблась в возрасте) старикашка - становится противно.
Шаббат - бывший кукольник со скрюченными от артрита пальцами. Когда умирает его 52-летняя любовница, Шаббат начинает какие-то безумные метания в поисках утешения и воспоминаний об умершей любовнице. Он не способен смириться с ее уходом и наведывается вновь и вновь на ее могилу, чтобы там мастурбировать. Чем дальше, тем он становится безумней. Ближе к концу он ясно осознает, что жаждет всего лишь смерти, но даже совершить самоубийство у него получается.
"Театр Шаббата" - самый скандальный роман Рота. И даже считается чуть ли ни одним из его лучших творений. Возможно, это я, простая смертная, неспособна сквозь нагромождение эроса узреть и понять тонкую душу человека искусства.
Мерзавец и плут.
Электричка. Станция Москва Карачарово - всем тамбуром взахлеб читаем историю падения Микки Шаббата.
Хмурые ребята отворачиваются и смотрят в окно. Не понимают современной литературы. Но сочувствуют главному герою, потому что тоже однажды ушли из дома "в долгое плавание". Тоже ненавидели, возжелали и говорили непристойности. Тоже кого-то потеряли. Литература - литературой, а человеком быть никому не чуждо.
Быть человеком - означает быть грязным и мерзким. Означает идти на поводу у своих желаний, часто не принятых обществом, часто и вовсе незаконных. Иначе зачем вообще жить - если нет удовольствия?
Получить ещё немного страсти, пока тебя не похоронили с цветком в петлице, урвать свой кусок еды на этом шведском столе.
Люблю я Филипа Рота.
Но не все воспринимаю. Не всё получается понять, но бог видит - я стараюсь. Ищу смысл между строк, пытаюсь протиснуться сквозь сексуальные сцены, от которых любому станет неловко. И я тоже задаю себе этот вопрос: Филип, зачем так много тут секса? Зачем? Ты хочешь нас этим смутить? Бог с тобой, мы миллениалы, нас сложно смутить. Может быть ты хочешь усилить перепад между его ненавистью к себе и нашего к нему отвращения? Ты не хочешь чтобы мы его полюбили. И тем самым потом сильнее и больнее провалились в овраг сочувствия. Не то чтобы сильно получилось, больше чувствовалась растерянность.
Это не лучшая книга Филипа Рота. И я не буду советовать её читать. Кто я такой, чтобы что-то советовать?
Ты жалкий, старомодный мудак, Микки Шаббат
В принципе, на этом можно и закончить. Книга описывает жизнь 64-летнего Микки Шаббата, бывшего кукольника, страдающего артритом и сексоголизмом. Я бегло просмотрела отзывы, прежде чем писать свою рецензию. Вот сижу, и не знаю что написать.
С одной стороны все верно, пошлый, перегруженный порнографическими сценами рассказ о старом разваратнике и извращенце - сами понимаете, сексуальные подвиги бородатого, старого малорослого еврея - это никак не приятно.
С другой стороны, есть в романе некоторые моменты, которые цепляют, и даже заставляют посмотреть на отдельные вещи совсем подругому. Вот к примеру, все мы осуждаем америаканцев за то, что сбросили бомбы на Японию в 45м. Это ужасная трагедия, которой нет оправдания. Однако, Рот от имени главного героя описывает такое горе от смерти его страшего брата на войне и такую ненависть к японцам за то, что были причиной, что невольно ловишь на мысли, а ведь правда, и поделом им... Или такое:
Никому и в голову не приходило, что держать руки поднятыми двадцать пять минут — тяжелый труд, требующий выносливости и часто сопряженный с физической болью, даже для такого сильного человека, каким был Шаббат в двадцать с небольшим....
Такие сцены, хоть и не часты, но есть, и именно они заставляли читать, читать до конца, порой через не хочу и фу, противно.
В целом, книга скорее понравилась, чем нет, перечитывать не буду, советовать тем более.
Пожалуй, что для практикующих психотерапевтов будет полезно, остальным если уж совсем любите Рота, тогда конечно.
Книжное государство 2015
Шаббат - чистокровный еврей. Свои несчастья он провоцирует сам, находя наслаждение в их переживании. Читая роман, ощущаешь себя бредущим в болотных сапогах по грязи.
Несмотря на такое «эротическое» содержание, не сказал бы, что книга читается легко.
«Непристойный театр Шаббата» ©
Я действительно сержусь на таких авторов, как Рот, именно потому, что благодаря их произведениям мои границы толерантности расширяются, и расширяются, и в итоге их больше не существует по определению. Потому что начинаешь оправдать — или, если не оправдать, то хотя бы пытаешься посочувствовать и понять — даже таких людей, как Шаббат.
Кто такой Шаббат? Старик 64-х лет — неудачник, развратник, пошляк. Около тринадцати лет изменяет своей жене с любовницей (жена, к слову, тоже бывшая любовница). Разговаривает с давно умершей матерью, которая порой пряталась, по его представлениям, в том числе и в вагине у любовницы. Дрочит в ванной комнате на дочь знакомого, который приютил его у себя на ночь. Неопрятный, заросший: ему кидают монетки в бумажный стаканчик из-под кофе, хотя он этого не просил.
И если быть честной, на протяжении первых двухсот страниц единственной моей мыслью была «какая, блин, насыщенная сексуальная жизнь у старичка». Признаться, это было отчасти шоком для меня — не то чтобы я из тех, кто считает, что родители последний раз занимались сексом, когда зачали последнего ребёнка, но почему-то была уверена, что сексуальные аппетиты утихают к шестидесяти. Шаббат доказывает, что это не так (пусть он и вымышленный персонаж — всё равно).
Казалось бы, крайне неприятный старикашка, куда уж дальше.
Так нет же, читатель видит его страдания, его боль после его потери любимых женщин. Исполняя карикатуры на самого себя, Шаббат притворяется настолько талантливо (ведь он «кукловод, мастер подделки, розыгрыша, притворства»), что порой не понимает: играет ли он на публику, или действительно изливает все свои запрятанные чувства, свое горе. Через его восприятие того же «Вишнёвого сада», когда он раскрывает образ Раневской, можно понять насколько он тонко чувствует окружающую действительность: он человек Искусства. Через его едкие характеристики — заключить, насколько Шаббат наблюдателен и насколько широк его кругозор, в мимоходом упомянутых исторических деятелей/событий — что он образованный человек, на самом-то деле, который рад вести себя как малокультурный человек! Да и, к слову, Шаббат никогда не стремился иметь на своей кухне «восемь сортов джема», читать воскресный «Таймс», ходить на нормальную работу, вести нормальную жизнь и искать чьего-либо одобрения — «жить по общепринятым меркам». А чего стоит его клоунада с автобиографией и эпитафией?
На самом деле, Шаббат — настоящее воплощение уличных балаганов: необузданность, непристойность, провокация вся его суть. Как можно осуждать Шаббата за его порочность, если вся его жизнь сводилась к утолению сладострастия? Он воздвиг свои «сорокасемилетние игры с женщинами» в ранг искусства, шлюхи для него как смысл жизни, просто потому что другого он не нашёл, а может и утратил, неся через всю жизнь отпечаток от смерти брата. И от его восприятия семьи и брака, когда он распространяет собственный опыт на всех окружающих, становится грустно, если честно.
Шаббат сам себе судья, но продолжает доводить до финала свою «загаженную жизнь», жить — назло. Из-за неординарности его личности, люди давали ему ярлыки, каждый на свой лад: он Художник, герой-бунтарь, сама Америка. Но воистину, за всей этой скабрезной оболочкой скрывается самый одинокий человек на свете.
Главное, эта книга в очередной раз убеждает меня, что некоторые люди безобразны лишь до поры до времени, когда они находятся на расстоянии. Стоит приблизить человека к себе и под лупой рассмотреть его недостатки и достоинства, и непримиримое мнение по отношению к нему может смягчиться.
В общем, прежде чем браться за эту книгу, надо было хотя бы первое предложение прочитать и сопоставить с характеристикой из аннотации
необузданного любовника, который бросает вызов не только обществу с его общепринятыми правилами и ограничениями, но и самой жизни.
чтобы понять, что будет перебор с плотским и похожими пассажами:
Дренка опозорила своих родителей, сбежав в империалистическую страну, она разбила им сердце, и они оба умерли вскоре после ее отъезда, оба от рака. Как бы там ни было, она так любила деньги и «веселье», что, возможно, именно благодаря нежным заботам этих двух упертых коммунистов их дочь, с ее молодым налитым телом и дразняще бандитским из-за приплюснутого носа лицом, избежала чего-то еще более опасного, чем просто стать рабой капитала.
Надеялся, что больше про работу героя будет, даже "Вишнёвый сад" упоминается в тексте, но не удалось "шум", указанный выше, перебороть. Последней каплей мысли на кладбище стали.
Проба посмотреть дальше: чернуха продолжается: самоубийство человека, который 7 лет как в депрессии и 5 из них ни с кем почти не общается, но при этом "Его смерть для многих стала облегчением", гг вспоминает собственную мать, приходя к выводу:
пятьдесят лет, которые она провела без Морти, у нее и не было жизни, не на что было покушаться
.
Потом о его мечте сбежать от надломленных родителей.
Один из пассажей второй части:
Шаббат, судя по тому, что слышал уже не первый год, пропустил превращение Нью-Йорка в город, несовместимый с душевным здоровьем и нормальной жизнью, в город, который к 1990-м годам достиг совершенства в искусстве убивать души. Если у вас была живая душа (а Шаббат больше таких иллюзий в отношении себя не питал), то здесь у нее нашлась бы тысяча возможностей и способов умереть в любой час любого дня или ночи. Не говоря уже о смерти в прямом, без метафор, смысле слова, чьей добычей были все жители города, от беспомощных стариков до младших школьников. Все были заражены страхом, ничто в этом городе, даже турбины «Консолидейтед Эдисон», не обладало такой мощью и не будоражило так сильно, как страх. Нью-Йорк был совершенно неправильный город, здесь больше не осталось ничего сокрытого, кроме метро. Это был город, в котором можно приобрести без всяких хлопот, порою за весьма значительную сумму, все самое худшее. Еще каких-то три года назад здесь можно было застать старые добрые времена, прежнюю жизнь — вот как бурно наступают коррупция, насилие, безумие. Витрина деградации, город, переполненный трущобами, тюрьмами, сумасшедшими домами для жителей обоих полушарий, терроризируемый преступниками, маньяками, бандами подростков, готовых весь мир поставить на уши ради пары модных кроссовок. Город, в котором лишь несколько человек, которые давали себе труд относиться к жизни серьезно, осознавали, что выживают в самом пекле нечеловеческого — или наоборот — чересчур человеческого; в дрожь бросало от мысли, что все самое гнусное в этом городе вполне соответствует представлению, которое хотело бы создать о себе человечество.
В общем, для меня чересчур депрессивно и напрямую знакомиться с произведением желания нет.
В рамках игры Дайте две