Роман Оливера Голдсмита "Векфильдский священник" написан был в 1762 году, однако опубликован лишь четыре года спустя, в 1766 году, очевидно, после основательной авторской доработки. Пятое издание романа - последнее, вышедшее при жизни автора и им исправленное, - принято считать эталоном текста. Все последующие издания исходят из него.
Неплохо принятый публикой, роман этот, однако, большой прижизненной славы Голдсмиту не принес. Но к концу века быстро возрастает круг читателей романа в Англии и во всем мире. Он переводится на все основные европейские языки, а затем на венгерский, исландский и древнееврейский. Во французских и русских переводах "Векфильдский священник" начиная с конца XVIII и в течение XIX века выходил по семи раз, причем иные переводы много раз переиздавались. По словам Теккерея, этот роман "проник в каждый замок и каждую хижину по всей Европе". Среди заинтересованных, а порой и восторженных читателей этого романа были Гете, Вальтер Скотт, Стендаль, Карамзин, Толстой, Аксакоа, Диккенс. Последний образовал даже свой ранний псевдоним Боз от имени одного из героев романа Голдсмита - Мозеса.
"Векфильдский священник" в переводе Т. Литвиновой впервые был опубликован в 1959 году Гослитиздатом.
Не знаю, как обстоят дела с литературными традициями французов, немцев, русских и прочих народов, но насчет англичан могу сказать с большой степенью уверенности: свои традиции они тщательно сохраняют не только в виде монархии. Ироничность (в том числе и само-) и склонность к точным, ёмким замечаниям заложена в них, видимо, на генетическом уровне.
Английская провинция середины XVIII века глазами простого сельского священника, человека достаточно симпатичного, хотя и не без мелких недостатков. Он не прочь завести проповедь на несколько страниц или провести какое иное моральное внушение, но эти нравоучения хорошо вписаны в сюжет и сан священника их оправдывает. Доктор Примроз производит впечатление живого человека, который способен на мелкие хитрости:
- Что ж, - отвечал я, еще не сообразив, как на все это дело смотреть, - дай бог, чтобы и через три месяца ты могла сказать то же самое.
К такому способу я прибегал всякий раз, когда хотел поразить жену своей прозорливостью: если бы поездка девиц увенчалась успехом, возглас мой можно было бы толковать как благочестивое пожелание, в противном же случае - как пророческие слова.
и с удовольствием наслаждается простыми радостями в кругу семьи - остается только улыбаться тем идиллическим картинам, которые рисует Голдсмит. За исключением, впрочем, бед и невзгод, сыплющихся на семью, как из рога изобилия. Их количество показалось мне несколько чрезмерным, но в конце Голдсмит все расставил по своим местам, к тому же благодаря преодолению череды несчастий история получилась не только интересной, но и нравоучительной. XVIII век, господа.
Голдсмит активно обличает английские нравы (от норм поведения до вопросов веры и верноподданнических чувств) и, как бы между строк, ненавязчиво, делится собственными взглядами по всем этим вопросам. Особо интересна защита монархии и противопоставление ее либерализму и демократии и критика английских законов. Любопытное замечание: а только ежегодное количество преступников у нас более чем вдвое превышает число их во всех европейских державах, вместе взятых. Впрочем, думаю, тут автор позволил себе некоторое.. эмм.. преувеличение.
В общем, этакая история-памфлет. Вполне себе современная, несмотря на декорации.
Спасибо Omiana , благодаря которой состоялось мое знакомство с этой замечательной книгой.
З.Ы.: ах, да. эта книга подарила мне отличный аргумент для споров с любителями позитивной психологии: но слыхано ли, чтобы кто когда-либо становился веселым по принуждению, которое само по себе есть враг веселья?
Не знаю, как обстоят дела с литературными традициями французов, немцев, русских и прочих народов, но насчет англичан могу сказать с большой степенью уверенности: свои традиции они тщательно сохраняют не только в виде монархии. Ироничность (в том числе и само-) и склонность к точным, ёмким замечаниям заложена в них, видимо, на генетическом уровне.
Английская провинция середины XVIII века глазами простого сельского священника, человека достаточно симпатичного, хотя и не без мелких недостатков. Он не прочь завести проповедь на несколько страниц или провести какое иное моральное внушение, но эти нравоучения хорошо вписаны в сюжет и сан священника их оправдывает. Доктор Примроз производит впечатление живого человека, который способен на мелкие хитрости:
- Что ж, - отвечал я, еще не сообразив, как на все это дело смотреть, - дай бог, чтобы и через три месяца ты могла сказать то же самое.
К такому способу я прибегал всякий раз, когда хотел поразить жену своей прозорливостью: если бы поездка девиц увенчалась успехом, возглас мой можно было бы толковать как благочестивое пожелание, в противном же случае - как пророческие слова.
и с удовольствием наслаждается простыми радостями в кругу семьи - остается только улыбаться тем идиллическим картинам, которые рисует Голдсмит. За исключением, впрочем, бед и невзгод, сыплющихся на семью, как из рога изобилия. Их количество показалось мне несколько чрезмерным, но в конце Голдсмит все расставил по своим местам, к тому же благодаря преодолению череды несчастий история получилась не только интересной, но и нравоучительной. XVIII век, господа.
Голдсмит активно обличает английские нравы (от норм поведения до вопросов веры и верноподданнических чувств) и, как бы между строк, ненавязчиво, делится собственными взглядами по всем этим вопросам. Особо интересна защита монархии и противопоставление ее либерализму и демократии и критика английских законов. Любопытное замечание: а только ежегодное количество преступников у нас более чем вдвое превышает число их во всех европейских державах, вместе взятых. Впрочем, думаю, тут автор позволил себе некоторое.. эмм.. преувеличение.
В общем, этакая история-памфлет. Вполне себе современная, несмотря на декорации.
Спасибо Omiana , благодаря которой состоялось мое знакомство с этой замечательной книгой.
З.Ы.: ах, да. эта книга подарила мне отличный аргумент для споров с любителями позитивной психологии: но слыхано ли, чтобы кто когда-либо становился веселым по принуждению, которое само по себе есть враг веселья?
Видимо я не очень удачно выбрал произведение для первичного ознакомления с автором. Если судить только по "Векфильдскому священнику", то это папа Джейн Остин. Злоключения семьи деревенского священника, который олицетворяет собою правильность взглядов и искренне верит в справедливость божью и самое главное - в справедливость английских законов. Начиная читать сие творение, я порадовался разумным и здравым взглядам вышеобозначенного попа, от имени которого идет повествование, но все очень скоро развеялось в труху.
Во-первых, в основной своей массе все несчастья, обрушившиеся на голову семьи Примроз - результат собственной глупости. Семья ведет довольно таки беспечную жизнь, опираясь на некое благосостояние, полученное по наследству. В один прекрасный день весь капитал ухнул в небытие, что в принципе бывает, ибо никто священника и не обязывал быть предпринимателем. Но сам факт того, что люди жили не по средствам очень скоро проявляется в повседневной жизни. Возникшие многочисленные потребности и проявившиеся в связи с этим черты характера домочадцев, говорят лишь об одном - священник не смог воспитать собственных детей должным образом. Да и самому ему теперь дочери видятся недалекими кокетками, читавшими только диалоги Робинзона Крузо с Пятницей, которые с помощью сверкающей мишуры и при полном одобрении мамаши - пытаются заполучить в свои сети богатого жениха. Вначале поп должным образом их критикует, что-то запрещает, но очень скоро сдает позиции и даже сам(!) начинает им помогать. Все эти женские союзы Мыча и Орала выведут из себя любого нормального мужчину и единственное противоядие - держаться от них подальше. Что может сделать отец? Отец может оказать как можно более весомое влияние на дочерей лишь в процессе воспитания, потому как участвовать в подобного рода старинных забавах под названием "предбрачные игры глупых мещанок" он не сможет. Кроме всего прочего мужская часть семьи также показывает всю свою несостоятельность, будучи обманутая одним и тем же мошенником, который вначале всучил младшему сыну дюжину поддельных серебряных бирюлек в обмен на лошадь, а затем примерно так же обвел вокруг пальца самого священника. Все эти многочисленные истории в своей совокупности говорят об одном - если взялся ты читать проповеди, то занимайся своим делом, ибо в жизни повседневной ты ни на что не способен. Ясно, что Голдсмит попытался в своем "Векфильдском священнике" указать на то, что добродетель всегда возьмет верх над многочисленными пороками людскими, но если кто в это уверовал, благодаря этому произведению - тому я с удовольствием могу указать адрес, куда следует сливать деньги. Риска никакого - потому как все равно добро восторжествует.
Во-вторых, намучившись со своим принципиальным, несущим только позитивное и вечное, главным героем - Голдсмит ударился в придумывание мифических персонажей. Количество их доходит до абсурда - здесь и раскаявшиеся преступники, наводнившие английские тюрьмы, которые прослушав 2-недельную проповедь священника склоняются к добру, здесь и извращенцы-лорды, которые бродят по дорогам под видом обедневших граждан, не иначе как в поисках истинных некорыстолюбивых душ,с тем, чтобы помогать им, оставаясь неузнанными (вот уж настоящее благородство), а потом выскочить в подходящий момент как черт из табакерки и всех облагодетельствовать, здесь и прожженные мошенники, наплевавшие на деньги и обман, лишь только рядом замаячил весь такой правильный батюшка-поп.
В-третьих, количество совпадений в этом романе зашкаливает за любую допустимую величину. Англия - это такая маленькая деревня в 8 дворов, где девушку похитили, но в дырочку фургона она тут же увидела друга-спасителя, потому что увезти ее могли только на соседний хутор. Концовка романа в лучших добрых традициях женских романов, где все друг друга полюбили и переженились. Все злодеи раскаялись и получили заслуженное наказание. А все трудности, которые встречались в ходе повествования - заранее были задуманы Творцом, дабы испытать чувства и душевные силы действующих лиц.
В общем и целом роман поднимает моральный дух, размягчает сердца с тем, чтобы их потом обманывали в повседневной жизни и годится для употребления перед сном в качестве молитвенника девочками 10-11 лет, которые не доросли до других душещипательных опусов.
Автор «Векфилдского священника» должно быть был прелестным добродушным чудаком. Ведь только чудак мог написать такую патриархальную сказку для взрослых о наивном священнике Примрозе на которого валятся все вообразимые беды, но при этом, герой-бедолага не в состоянии понять, что во всех несчастьях он виноват сам. И вроде бы неисправимый оптимист Примроз рассуждает здраво и правильно, вот только на практике свои же идеи не применяет. Даже родные не особо с ним считаются. Так, когда он становится жертвой мошенника, любимая супруга честит его как "дурака и олуха", все время "добропорядочные" жена и дочери ведут себя как кокетки, мечтающие прорваться в высший свет любой ценой, а кроткий глава семейства им во всем потакает. Его дети и вовсе заняты тем, что реализуют себя в качестве образца непослушания.
Как ни странно, но справедливость вынырнула из ниоткуда и пафосно восторжествовала - мертвые воскресли, тюремные застенки и долги остались в прошлом, обмороченные невесты в мгновение ока получили богатых мужей, сын-неудачник в секунду нашел жену из хорошей семьи, зло наказано, веселится и пирует весь честной народ.
Из неоспоримых плюсов этого сентиментального романа – добрый юмор, удачное раскрытие темы безграничной власти помещика над жителями деревни и бесправности бедняков перед владельцами капиталов, идеализация неизменного деревенского уклада жизни.
Роман подойдет для всех, кто свято верит в чудеса.
Далее несколько рисунков французского художника Виктора-Армана Пуарсона к изданию "Векфилдского священника" 1885 года (к роману им было создано 114 иллюстраций).
Книга прочитана в рамках 34-ого заседания виртуального книжного клуба "Борцы с долгостроем" и 1 тура "Охоты на снаркомонов".
Роман достаточно древний: написан в 1766 году. Оливер Голдсмит сам сын священника, видимо, тема праведности близка ему, и он решил написать книгу о жизни добропорядочного пастора Примроза и его большой семьи. Когда вам захочется окунуться в эпоху второй половины ХVIII века, в славную сельскую глушь и в приключения священнослужителя, то добро пожаловать. Но, если бы я не прочитала эту книгу, то ничего бы не потеряла.
Ведь хорошую книгу мы ценим не за то, что в ней нет изъянов, а за те красоты, что находим в ней; так и в человеке самое важное не то, чтобы за ним числилось поменьше недостатков, а то, чтобы у него было побольше истинных добродетелей.
если оцепить женщину по достоинству может лучше всего мужчина, то и в нас никто так хорошо не разбирается, как дамы. Мужчины и женщины словно нарочно поставлены шпионить друг за другом, и при этом и те и другие обладают особым даром, позволяющим им безошибочно друг о друге судить.
Грех и Стыд (так гласит аллегория) были некогда друзьями и в начале странствования шли рука об руку. Вскоре, однако, союз этот показался неудобен обоим: Грех частенько причинял беспокойство Стыду, а Стыд то и дело выдавал тайные замыслы Греха. Они все вздорили меж собой и наконец решили расстаться навсегда. Грех смело продолжал путь, стремясь обогнать Судьбу, которая шествовала впереди в образе палача; Стыд, будучи по натуре своей робок, поплелся назад к Добродетели, которую они в самом начале своего странствия оставили одну. Так-то, дети мои, едва человек ступит на стезю порока, как Стыд его покидает и спешит назад - охранять оставшиеся немногочисленные добродетели.
В этом-то среднем сословии общества обычно сосредоточены все искусства, вся мудрость, вся гражданская доблесть. И только одно это сословие и является истинным хранителем свободы, и одно лишь оно может по справедливости именоваться Народом.
- Итак, дети мои, - говорил я, - вы видите, сколь бесполезно тянуться за сильными мира сего и стараться удивить свет. Что получается, когда бедный человек ищет дружбы богача? Те, от кого он бежит, начинают его ненавидеть, а те, за кем он гонится сам, презирают его.