«Краткая история мифа» открывает серию изданий, посвященных новому пониманию мифов — универсальных и вневременных историй, отражающих и формирующих нашу жизнь. Излагая историю мифологии от глубокой древности и вплоть до наших дней, Карен Армстронг призывает нас освободиться от ошибочного представления о том, что миф — это всего лишь фантазия или плод примитивного образа мышления. Подходить к пониманию мифа, напоминает автор, следует с открытым и ясным умом, стараясь осознать, каким образом он...
Эти мысленные деяния — внутренняя карма — стали считаться гораздо более важными, чем исполнение ритуалов, и не менее важными, чем поступки во внешнем мире. Это революционное нововведение типично для осевого периода, углубившего как мораль, так и мифологию и перенесшего их во внутреннюю жизнь. Миф испокон веков требовал действия. Мудрецы осевого периода показали, что миф раскрывает свое значение во всей полноте лишь тогда, когда побуждает человека проявлять сострадание и справедливость в повседневной жизни.
В современном неприятии мифа есть некий трогательный и даже героический аскетизм. Однако своей приверженностью сугубо линейному, логическому и историческому образу мышления мы лишаем себя целительных средств и приемов, позволявших людям раскрывать весь потенциал своей сущности, дабы жить полной жизнью, не отворачиваясь от неприемлемого.
Сейчас, в эпоху глобализации, необходимы такие мифы, которые помогут нам отождествиться со всем человечеством, а не только с представителями нашей расовой, национальной или идеологической группы. Необходимы такие мифы, которые помогут нам осознать ценность сострадания, зачастую считающегося непродуктивным в нашем прагматичном, рациональном обществе. Необходимы такие мифы, которые заставят нас взглянуть на вещи шире, чем требуется для удовлетворения наших обыденных нужд; мифы, которые научат нас почитать землю как святыню, а не использовать ее попросту как «ресурс». И если не свершится духовная революция, способная сдержать размах нашего технологического гения, наша планета обречена.
В прежние времена большинство людей понимали, что миф и рассудок прекрасно дополняют друг друга: каждый действует в своей отдельной сфере, каждый выполняет свои задачи, и оба эти типа мышления людям необходимы. Миф не мог подсказать охотнику, как убить добычу и успешно организовать поход, но помогал справиться со сложными эмоциями, возникавшими из–за убийства животного.
Логос был эффективен, практичен и рационален, но не мог ответить на вопросы о смысле жизни и умерить душевную боль и скорбь. Таким образом, homo sapiens с самого начала интуитивно чувствовал, что миф и логос делают каждый свое дело.
миф следовало переживать на собственном опыте, как часть процесса личностного преображения. Разумеется, это правило неприменимо к роману, который можно читать где угодно, обходясь безо всех ритуальных условностей, и который способен произвести на читателя впечатление лишь в том случае, если автору удается избежать открытой дидактики. И все же чтение романа — это тоже особый опыт, в чем–то подобный традиционным методам восприятия мифов. Его можно рассматривать как своеобразную форму медитации. Читатель впускает роман в свою жизнь на несколько дней или даже недель. И книга переносит его в иной мир, подобный, но не тождественный обыденному. Читатель прекрасно понимает, что этот вымышленный мир «нереален», но в процессе чтения погружается в него с головой. И даже после того, как мы переворачиваем последнюю страницу книги, хороший роман остается с нами еще надолго, превращаясь в частицу того многообразного фона, на котором протекает наша жизнь. Чтение романа — это тоже своего рода «игра понарошку». Подобно упражнениям йоги или религиозному празднику, оно сметает преграды пространства и времени и пробуждает в нас новые чувства, позволяя соучаствовать в жизни других людей и разделять их радости и беды. Оно учит нас состраданию и «сочувствию». И, подобно мифу, хороший роман способен полностью преобразить читателя. Если мы откроемся его влиянию, он навеки оставит глубокий след в нашей душе.
Мифология — это вовсе не примитивный прообраз истории, а описанные в мифах события нисколько не притязают на роль объективных фактов действительности. Подобно роману, опере или балету, миф — это игра, но игра особая: она преображает наш раздробленный, трагичный мир и помогает выявить новые возможности, задаваясь вопросом «а что, если?..» — тем самым вопросом, которому мы обязаны важнейшими философскими, научными и научно–техническими открытиями.
Предание о «золотом веке» — один из древнейших и самых распространенных мифов — не претендует на историческую достоверность. Оно родилось из ярких переживаний соприкосновения с сакральным, естественных для каждого человека, и передает завораживающее ощущение духовного мира как некой почти осязаемой реальности, до которой буквально рукой подать. Большинство архаических религиозных и мифологических представлений проникнуты тоской по утраченному раю. Однако миф — это не просто выражение ностальгии. Его главная задача состояла в том, чтобы научить людей возвращаться в этот архетипический мир — и не на краткие мгновения экстаза, а постоянно и регулярно, в ходе обыденной жизни.
Мы — существа, устремленные на поиски смысла. Собаки не предаются мучительным раздумьям о своем предназначении, не беспокоятся о положении собак во всем мире и не пытаются взглянуть на свою жизнь с иной точки зрения. Человек же, задаваясь подобными вопросами, склонен впадать в отчаяние, столкнувшись с их неразрешимостью. Поэтому испокон веков мы сочиняли сюжеты, позволявшие человеку вписать свою жизнь в рамки более обширного целого, обнаружить некую структуру, лежащую в основе бытия, и почувствовать, что, вопреки всем удручающим свидетельствам обратного, жизнь вовсе не лишена смысла и ценности.
Если мифический герой мог в борьбе проложить себе путь к победе или к разрешению конфликта, то для трагического героя подобный выход из ситуации невозможен. Трагический герой страдает и терзается неизвестностью; ему приходится сознательно принимать нелегкие решения и смиряться с их ужасными последствиями.
Роман, созданный и прочитанный серьезно и с должным вниманием, подобно мифу или любому великому произведению искусства, может стать настоящей инициацией, облегчающей нам мучительный переход от одного этапа жизни или умонастроения к другому. Роман, как и миф, призывает нас взглянуть на мир другими глазами; он показывает нам, как заглянуть в свое сердце и увидеть мир в широкой перспективе, не сводящейся к нашим личным интересам. И если религиозные деятели современности не в силах наполнить нашу жизнь живительной силой мифа, то, быть может, писатели и художники сумеют взять на себя роль жрецов и сотворить новые мифы, в которых так отчаянно нуждается наш заблудший и измученный мир.