Наши отношения с книгами Вайля прошли полный круг. После приведших в восторг "Уроков изящной словесности", спокойно понравившегося "Гения места", нейтральной "Русской кухни в изгнании" и разочаровавшей, огорчившей "Карты родины" - снова восторг. Символичная и окончательная закольцовка.
Рассказы о любимых стихах, книгах, фильмах, местах - всегда рассказы не столько о них, сколько о себе. Оттого и "почему Цветаева" больше скажет о человеке, чем "почему на филфак". То, что начиналось, как собрание любимых стихов, ожидаемо превратилось в биографию-исповедь, разрозненные воспоминания о Бродском, Довлатове, Гандлевском, но одновременно - в сборник тонких литературоведческих заметок, тесно связанных (а иначе и быть не может) с историей, культурой, с самой жизнью, какой она была, какая она есть. Даже и не скажешь по итогу, чего здесь больше - Вайля или России, Вайля или литературы?..
И вот здесь случилось удивительное. Петр Вайль совершенно не близок мне своими взглядами, своим характером, и любимые поэты у нас чаще не совпадают, а из совпавших (Пастернак, Бродский, Цветаева, Высоцкий) все равно любим разное. И вдруг - такое попадание. Открыла "от автора" - и пропала. Кинулась перечитывать любимых, знаковых, прошедших по касательной, случайных, незнакомых. Для меня это один из самых важных критериев - когда книга рождает цепочку, разбрасывает веером тонкие ниточки-связи. Другой - почти мистические, меткие и точные попадания в собственную жизнь, собственное Я. Каковы были шансы того, что мне попалось бы в руки именно это стихотворение (не самое известное) именно этого поэта (не самого известного)? Стремились к нулю, не иначе. А вот ведь как совпало - до дня, до часа. Вот и получается, что при всей нашей разнице, "Стихи про меня" - это и про меня тоже.
Ответ на вынесенный в заголовок вопрос крайне прост: прочесть книгу Петра Вайля "Стихи про меня". Лично я стал слышать стихи и интересоваться поэзией только после данной книги. (А я прочел "Стихи про меня" в 37 лет, когда имел уже неплохой читательский стаж, причем, интересовался не только собственно художественными текстами, но и литературоведческими).
Книга Вайля избавила меня от снобистского отношения к поэзии, которое мне привила мой первый газетный главред. Лет двадцать назад я спросил её, считает ли она гениального прозаика Бунина столь же выдающимся поэтом. Она ответила: "Бунин, безусловно, поэт, но зачем говорить о Бунине, если есть Бродский"?
После такого ответа я (с некоторой опаской; а вдруг у меня не окажется вкуса?) начал читать Бродского; впечатление оказалось мощнейшим, и с тех пор я все поэтические произведения оценивал по весьма примитивному критерию: а оказывают ли они на меня столь мощное эмоциональное воздействие, что и стихотворения Бродского?
Поскольку я изначально был предвзят (позиция главреда "есть Бродский, а есть все остальные", крепко засела в голове, а я хотел, извините за выражение, потреблять только первосортные тексты), стихотворения других авторов столь сильного впечатления не производили. А уж если автор был припечатан где-то и кем-то, то я им в принципе интересовался, прикрываясь этой "припечатывающей" цитатой (например, Игорь Ефимов в письме к Сергею Довлатову написал (передаю суть по памяти), чтоб Довлатов никогда не писал, будто Бродский и Цветков — равнозначные поэты; Ефимов хранил письма Довлатова для потомков, и предостерегал, что после таких неосторожных высказываний потомки обвинят Довлатова в дурном вкусе).
А лет десять назад жена подарила мне на день рождения томик Вайля. И многолетнее заклятье исчезло.
Вроде Вайль и не пишет ничего особенного, а уж сложных научных разборов точно не устраивает; но только вот почему-то прочтешь процитированное им стихотворение в начале главы, и восторг испытываешь колоссальный. Не знаю в чем тут фокус, возможно, в том, что в книге, где есть только стихотворения, отдельный текст как-то теряется, сливается с остальными, и требуется много усилий, чтоб на нем сосредоточиться. А тут все выпукло, ярко, плюс в процессе чтения эссе Вайля, которое следует за стихотворением, не раз возвращаешься к тексту стихотворения.
Смешно говорить, но именно благодаря этой книге я смог насладиться тем, что знакомо каждому школьнику "Драли буксиры басы у причала...", "Мне наплевать на бронзы многопудье...", "вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката...". И уровень полученных эмоций впервые оказался сопоставим с эталонным, где в качестве единицы измерения "один Бродский".
Кроме того, я открыл для себя много новых имен. Это и современник Хармса Олейников, и наши современники — тот самый припечатанный Ефимовым Цветков и Лев Лосев.
Те, кто поэзию в принципе как-то не очень, могут смело пропускать стихотворение в начале каждого эссе и наслаждаться очаровательной прозой Петра Вайля. В эссе, посвященному стихотворению, он не проводит формальный разбор, а пишет либо об обстоятельствах, при которых он слышал стиховторение, либо размышляет о проблеме, задуматься о которой заставил его автор стихов. А рассказчик Вайль просто замечательный.
На закуску перескажу одну из историй Вайля. Приближаясь к той стадии опьянения, за которой следует буйство и беспамятство, Сергей Довлатов всегда декламировал одни и те же строчки Бродского:
…
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто,
человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
Когда жена Довлатова, Лена, отыскивала загулявшего Сергея по телефону, она мрачно спрашивала у хозяев: "Ну что? Харон уже ищет драхму?" Если хозяева сообщали, что искал, причем, совсем недавно (то есть Довлатов уже декламировал Бродского), Лена отвечала: "Значит, минут 15 у вас еще есть".
Петр Вайль в своей книге рассказывает о любимых стихах. Их всего 55, как и глав в книге. Данное произведение будет интересно филологам, лингвистам, любителям поэзии. Автор достаточно остроумен, много интересных мыслей. Есть занимательные истории, про которые не знал, но есть и то, чтобы я не хотел знать. Почему-то, именно про Марину Цветаеву и ее семью было много неприятных подробностей, а я Цветаеву очень люблю. Автор как будто подглядывает в замочную скважину, роется в мусорном ведре, чтобы выудить информацию. Каждый высказанный факт для меня, словно пощечина. Ничего не хочу знать, мне достаточно ее стихов.
Считаю, что Петр Вайль написал книгу для себя и про себя. Формат не совсем мой. Не люблю, когда объясняются стихи, притчи, философские мысли. Понимание текста – это моя прерогатива, а как понимать – это моя свобода. Возможно, надо воспринимать книгу, как собрание лекций по литературе, но дело в том, что я не люблю лекции по литературе. Среднее и высшее образование сделало все, чтобы взрастить эту нелюбовь.
Открываю томик одинокий -
томик в переплёте полинялом.
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.
Пусть он думал и любил иначе
и в столетьях мы не повстречались...
Если я от этих строчек плачу,
значит, мне они предназначались. (Вероника Тушнова)
Каждый читатель, наверное, хотел бы написать про себя такую книгу. "Стихи про меня" - это не только о Вайле, но и о литературе, о биографии писателей, о стране, в которой мы живем, о людях, о мире. Это стихи, которые понравились автору и эссе об этих стихах.
Главное отличие этой книги в том, что единственный критерий отбора текстов - это сам Вайль и его предпочтения. Это Анненский и Бунини, Мандельштам и Северянин, Есенини и Заболоцкий, Маяковский и Олейников, Бродский и Окуджава, Гандлевский и Лосев. И многие, многие другие.
Не всё, что нравится Вайлю, близко мне. Пожалуй, только Анненский, Заболоцкий и Лосев, да ещё, наверное, открытый мне автором Александр Володин, которого я знала только как драматурга. Но читала всё с большим интересом.
Да, и вот захотелось тоже составить для начала такой сборничек - "Стихи про меня" - и наполнить его своими стихами и размышлениями о них. Не для кого-то - просто для себя. И начала бы я вот с этого стихотворения Николая Заболоцкого:
Во многом знании — немалая печаль,
Так говорил творец Экклезиаста.
Я вовсе не мудрец, но почему так часто
Мне жаль весь мир и человека жаль?
Природа хочет жить, и потому она
Миллионы зерен скармливает птицам,
Но из миллиона птиц к светилам и зарницам
Едва ли вырывается одна.
Вселенная шумит и просит красоты,
Кричат моря, обрызганные пеной,
Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
Лишь избранные светятся цветы.
Я разве только я? Я — только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!
Эту книгу нельзя читать за два вечера под домокловым мечом необходимости обязательно вернуть в пятницу до семи. Ее нужно смаковать, разбавляя снятыми с полок пухлыми томами Маяковского, Гумилева, Блока и Заболоцкого, разыскивая в интернете Гандлевского или Цветкова, кивать в такт знакомым мыслям и поражаться чуждым ассоциациям. Эта книга, которую мог написать каждый, если конечно ему приходило в голову в пьяном студенческом угаре читать стихи и до хрипов их обсуждать, разбрасываясь литературными терминами, историческими фактами и парадоксальными образами
Мне очень нравится жанр, в котором написана книга Вайля: эссе, сочетающие в себе размышления о поэзии и своеобразную автобиографию. Своеобразную, потому что через призму стихов, но все же это именно автобиография, ведь каждое стихотворение – веха в жизни автора и очень личная ее часть. Вообще, гениальная в своей простоте форма сборника: только сами стихи и мнение, впечатления, воспоминания, связанные с ними. Ничего больше. Но ничего больше и не надо, книга Вайля самодостаточна.
Мне импонирует писательская манера Вайля, но я не могу сказать, что вошла в резонанс с теми стихами, о которых он пишет. Но все же нашлось немало эссе, которые не прошли мимо. Это, конечно, Пастернак и Мандельштам, притом у Мандельштама – именно то, что и меня необъяснимо волнует («Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»).
С удивлением обнаружила, что с новым, свежим чувством восприняла Есенина. Я всегда относилась к нему скорее с симпатией, но только сейчас по-настоящему ощутила весь надрыв его стихов.
Опять же, совершенно новые впечатления от Заболоцкого, которого я до этого знала как автора «Некрасивой девочки» (и он мне не нравился). Но в «Свадьбе», о которой говорит Вайль, потрясающая сочность картинки, неожиданные образы, какая-то сумасшедшинка, но точность. Не могу утверждать, что мне захочется перечитывать это стихотворение, но то, что оно запомнилось, несомненно.
В очередной (и точно не последний) раз с огромным удовольствием перечитала уфляндовского «Водолаза». Кстати, сейчас подумала, что вроде бы именно Вайля мне и следует благодарить за открытие этой гениальнейшей вещи, хоть найдена она была и не мной. В своих эссе Уфлянд мне не понравился совершенно, но вот с его поэзией надо бы познакомиться подробнее.
Не менее, чем за встречи со знакомыми и любимыми поэтами, я благодарна Петру Вайлю за новые имена – Льва Лосева и Сергея Гандлевского. Открытие нового уже само по себе любопытно, а ведь тут есть еще и надежда, что эти стихи станут для меня чем-то личным и важным.
Читаю Петра Вайля "Стихи про меня" - сборник эссе, каждое из которых связано с одним из любимых Вайлем стихотворений поэтов 20-го века. Интересно, что в последнее время появляются книги, в которых автор пытается описать себя - свою жизнь, свои ценности, свои политические взгляды, свои чувства - и, в конечном итоге, выразить нечто поколенческое. Их трудно отнести к конкретному жанру - роман, эссе, мемуары, автобиография, потому что формальный прием - такой шампур, на который нанизывается совершенно разнородное мясо текста. Собственно, кроме большого авторского "Я", текст скреплен только такой формальной "фишкой". В этом ряду - описание своего года рождения с пространными лирическими отступлениями, флэшбэками и забеганиями вперед. Или вот сборник любимых стихов, такая личная антология. Читая эти книги, все время переносишь формальный прием на себя: а что было в год моего рождения в семье, стране и мире? а какие стихи были вехами на моем жизненном пути? И в голове формируется иерархия событий, собственная ретроспектива. Наверное, одно из следствий таких книг (не хочу писать менеджерское слово "задача") - заставить читателя почувствовать себя частью истории, ощутить контекст своего существования - культурный, общественный, исторический, схватить логику своей жизни, включенной в жизнь человечества. Мне кажется, это очень христианское ощущение.
Но речь о другом. Меня поразило эссе Вайля, написанное о поразившем меня (и прежде почему-то мной не прочитанном) стихе Волошина.
МИР
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
23 ноября 1917
Коктебель
Вайль:
«Поразительна вот эта самая дата под стихами: сумел рассмотреть, не увлекся, как положено поэту, не закружился в вихре, как Блок».
«Безусловная честность и простодушное бесстрашие Волошина, прошедшего через Гражданскую войну, позволяли ему молиться и за тех, и за других. Позиция чрезвычайно привлекательная, но человеку обычному, лишенному качеств истинного подвижника, - недоступная. Еще важнее то, что она имеет отношение к самой фигуре подвижника, а не к окружающим обстоятельствам. "Все правы", как и "все неправы", "все виноваты", как и "все невиновны" - неправда.
Это осознать и принять очень нужно.
Нет истины в спасительной формуле "чума на оба ваши дома" - какой-то из домов всегда заслуживает больше чумы. Виноватых поровну - не бывает.
Попытка понять и простить всех - дело праведное, но не правдивое. Собственно и самому Волошину такое полное равновесие не удалось: при всей аполитичности в жизни, при отважных хлопотах "за тех и за других" его стихи о терроре - все таки стихи о красном терроре».
«С какой-то дивной легкостью забывается, что современные русские не каются никогда и не в чем».
«Мы говорим и пишем на том же языке, что Толстой и Достоевский, но в сознании также далеки от них, как сегодняшний афинянин от Сократа или нынешняя египтянка от Клеопатры»
«Нравственность Толстого, Достоевского, Волошина - наша фантомная боль».
Удивительный разговор. Удивительный опыт. Удивительный человек.
Эта книга - выражение себя через других, пропускание других, сквозь себя. Рассказ о сотне чужих биографий, которые вплелись, сроднились со своей – так, что уже и не отличишь, события чьей жизни вписаны в стихи. Блок, Анненский, Бунин, Цветаева, Гумилев, Северянин, Бродский, Пастернак, Маяковский, Иванов, Хлебников, Волошин - десятки стихов, сотни цитат, описывающих не только события жизни автора, но - частично нашу действительность, частично ту действительность, которую мы не застали, но в результате которой живем сейчас.
Очень правильная обложка для книги: на две разворота растянувшийся профильный портрет автора. Губы – ухо; слышу и говорю…
Такое ощущение, что вся книга – это долгий кухонный разговор. И чай уже остыл, и пузатая бутылка коньяка опустела, а ты все сидишь и, раскрыв рот, слушаешь, не смея перебить. Умнейший человек нашего времени, интереснейший собеседник, редчайший рассказчик.
Наслаждение собеседником - вот что такое эта книга. И от его слов – будь то чужых процитированных, или своих – в душе всколыхивается нечто, редкое, почти неощутимое, но сильное и волнующее чувство. И долго потом оно живет внутри, преломляя весь окружающий мир через свет своих витражей.
Блог Witch Veil
Читать только поклонникам Вайля, остальным в руки не брать- в этой книге его больше, чем в других. Он и так-то себя не прячет, а тут и не подразумевается- это автобиография.
Но мне Вайль нравится, мне он симпатичен по-человечески и нравится его язык и интонация, меня не беспокоит его велеречивость и смешат его шутки. А ещё мне в высшей степени понятно стремление помечать жизнь сигнальными флажками каких-то литературных произведений. Не обязательно- и даже реже- стихами, но от этого не менее интересно читать о другом человеке.
Собственно, такую книгу было бы интересно читать о любом человеке, внятно и точно рассказывающем о себе, а если ещё и автор нравится! Она душевная, складная, интересная и очень понятная.
Оценку "7" поставила не Вайлю (книга очень хорошая, нужная, многогранная), а моему с ней совпадению. Где-то две трети пошли на ура, я читала и перечитывала, и прерывалась на то, чтобы побольше узнать о поэте (ужас, как я мало знаю, и имя Анненского, например, мне почти ничего не сказало, а он!...). На 60-х годах двадцатого века застряла. И пока остановилась. Решила не прорываться с боем, а созреть (если получится). В любом случае - книга хорошая для перечитывания, для прочитывания отдельных глав, для затравки для другого чтения. Наверное, надо было и десять поставить, но... оставлю, как есть; думаю, Вайль меня простит.