Послы

Не ссорьтесь, горячие американские парни

- Чэд.
Тишина.
- Чэд.
Тишина

На другой день.
- Мисс Гостри, он не отзывается!
- Вы хорошо звали, Стрезер?
- Да. Два раза.
- Попробуйте еще раз.
- Какая замечательная мысль! Чэд.
Тишина.
- Чэд.
- Здравствуй, Стрезер.
- Здравствуй, Чэд.
- Рад тебя видеть.
- Разреши ответить тебе взаимностью, мой друг.
- Друг?
- О, да. С некоторых пор я стал чувствовать такую к тебе близость, что хотел бы именно так тебя называть.
- Ничего не имею против. Хотел бы в свою очередь и сам с тобой дружить.
- Буду рад, друг мой.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
- Ты хотел мне что-то сказать?
- Не так, чтобы очень, но не исключено.
- Я был бы рад этому.
- Я тоже.
- Так что бы ты хотел мне сказать?
- Чэд, ты меня ждал?
- Нет, Стрезер. Но догадывался.
- Догадывался?
- Да, Стрезер. Догадывался.
- О чем, Чэд?
- Что ты приедешь.
- Я приехал.
- Очень рад этому обстоятельству.
- Я тоже.
- Зачем ты приехал, Стрезер?
- Ты, наверное, сам догадываешься, Чэд.
- Пока еще нет.
- Но я могу подождать...
- Хорошо...

Еще через неделю.
(повторяется предыдущий разговор)
- Чэд, я должен с тобой поговорить.
- Хорошо, Стрезер.
Молчание.
- Говори.
- Пока не могу.
- Ничего, Стрезер. Я подожду.

Еще через месяц.
(повторяется два предыдущих разговора)
- Чэд, нам нужно поговорить о ней.
- О ней?
- Да, Чэд. Именно о ней.
- Извини, Стрезер, мне нужно на вокзал, встречать эстонскую делегацию.
- Хорошо, Чэд.

На другой день.
- Мисс Гостри, мне кажется...
- Вы уверены, что вам кажется?
- Кажется, что уверен.
- А почему только кажется?
- Потому что я надеюсь на вашу поддержку.
- Вы можете рассчитывать на нее в любое время с 9 до 12 по средам в високосный год.
- Знал, что вы мне не откажете.
- Я люблю вас, Стрезер.
- Что ты, дура, читаешь. Это же шекспировский текст.
- Ой, простите, Стрезер!

В общем, в "Послах" этот живой текст разбавлен описаниями функционирования главного героя на примерно 900 страницах. Прошу прощения за спойлеры.

"Послы" от слова "послать". Это первое, что хочется сделать, начав читать Генри Джеймса. Но очень скоро ощущение проходит и ты даже начинаешь испытывать какой-то странный садомазохистский кайф, вчитываясь в это невнятное мычание, когда топчутся на одном месте, ты как будто играешь в какую-то странную игру, где каждому доползшему до финиша вручают черный пояс мученика, дабы он тут же на нем и повесился. Не припоминаю, чтобы мне доводилось читать что-либо настолько манерное и витиеватое, сам страдаю подобным занудством, но на фоне Генри Джеймса чувствуешь себя жалким любителем. И здесь мисс Гостри вновь не обинуясь заговорила с ним о предмете, который давно беспрестанно занимал ее собственные мысли: "Сэр, не будете ли вы так любезны, достать свой пенис, дабы обеспечить мне к нему беспрепятственный доступ?" Уважаемые читатели, обращаясь к вам, я уже нарушил все допустимые нормы светскости, потому что только возможностью сдерживать свое внутреннее достоинства в мыслях, а внешние в штанах, мы получим тот необходимый эффект, который дает нам возможность без фрака и рейсфедера хоть как-то соответствовать тем высоким требованиям, которые были предложены мистером Генри Джеймсом по отношению к читателям. Кто тут фейсконтроль не проходит, а ну, марш отсюда, лапотники! Текст у автора идеальный, прилизанный, такой, что плеваться хочется от его правильности, впервые не смог ничего процитировать, а это о чем-то и говорит.

А теперь немного серьезно. Прочитал, конечно, предисловие, написанное самим Генри Джеймсом. Очень кстати, между прочим, в нем автор поясняет читателям - о чем эта книга. Сделано на мой взгляд слишком предусмотрительно, было бы более занятно сделать из него послесловие, чтобы проверить - понял ли кто-то хоть что-то, прочитав "Послов". Впрочем, наше издание, как и водится, грешит излишней логикой, поэтому предисловием Генри Джеймса произведение заканчивается. Ничего в стиле "Эххх, прокачу!" в произведении современному читателю найти невозможно. Мнительные и рефлексирующие главные герои нынче в моде, но герой Генри Джеймса даст фору самому забитому из них.

Что увидел я или, вернее, что придумал я сам. Основное, чему посвящен этот труд, заключено в фразе "постоянная дань идеалу". "Труд" в данном случае имеет не только литературную заслугу, но и физическую - написать такой толстый талмуд нелегко, кроме всего прочего - сие еще и смешно, хотя читать "Послов" совсем невесело. Главным видится - что именно подразумевается под идеалом. Тот факт, что человек лжив, глуп и забывает о возможности научить курить и зайца, очень трудно отмести. После того, как мы избавляемся от предрассудков, нашептываний родителей, общества, животных инстинктов и заглядываем в самые глубины того темного колодца, где скрывается что-то действительно настоящее, именуемое душой - даже в этом случае нельзя быть уверенным, что тот идеал, которого мы порою так настойчиво добиваемся, хоть как-то совпадает с тем, что мы в итоге получили, избавившись от разнообразной шелухи. Идеал может быть красивым, правильным, добрым - кто поручится за искренность наших желаний в его достижении, кто поручится за то, что мы не заблуждаемся и нас не постигнет со временем разочарование?

Мода, снобизм, зависть, тщеславие, злоба по отношению к кому-то, ревность, любовь, дружба, сострадание, милосердие - сколько в нас этих агентов влияния, наших предвзятых двигателей, которые прячут от нас же самих нас настоящих. "Послы" по сути посвящены поиску собственного "я", но как этого порою достаточно, а также - как этого мало - всего лишь поместить человека в иную среду и подкинуть ему нестандартную ситуацию. Для главного героя "Послов", конечно, более чем достаточно. Он, судя по всему, не покидал чопорных мужских клубов, даже избегая скандалов и сплетен внутри них. Но и этого мало - отправьте его на войну, пусть отметит в семье серебряную свадьбу, станцует на сцене Большого театра, посидит ночку запертым в кондитерской лавке, выдержит нападение пяти нимфоманок, русский космонавт возьмет его в заложники при стыковке "Шаттла" с "Союз-Аполлоном" - мы и в этих случаях не сможем увидеть всех возможностей человека. И это прекрасно. Не знаю - об этом ли писал Генри Джеймс. Не все ли равно.

Ну что ж, Генри Джеймс уверенно занимает лидирующую позицию по части создания многословных, запутанных и невнятных текстов. Интригующих, наблюдательных, но до ужаса перекрученных и обремененных оговорками и отступлениями. Странно еще и то, что сюжет, освобожденный от многочисленных словесных слоев и обиняков, представляется до смешного простым.

Ламбер Стрезер, немолодой уже житель американского городка Вулет, прибывает в Париж с целью выполнить одно конкретное поручение. Дело в том, что он должен постараться непременно вернуть домой Чэда – сына известной в Вулете миссис Ньюсем и наследника солидного капитала. Дома Чэду уготовано занять отличное место в семейном деле и приумножить свои доходы. Мистеру Стрезеру, в свою очередь, также обещана награда – рука и сердце означенной миссис Ньюсем.

Итак, Стрезер приезжает в Париж. Он ожидает найти Чэда, погрязшего в порочных удовольствиях и плененного какой-нибудь парижской прелестницей не самых строгих нравов. Каково же оказывается удивление старины Стрезера, когда он застает Чэда Ньюсема, вулетского увальня и болвана болваном, совершенно преображенным. Внешность, манеры, умение держаться и располагать к себе людей, талант нравиться – все это невесть откуда взялось в Чэде, превратив его в просто таки блестящего молодого человека.

Мистер Стрезер, конечно, вовсе не дурак и быстро смекнул, что за этими изменениями стоит женщина, и женщина незаурядная. И именно из-за нее, а вовсе не из-за какой-то легкомысленной пустышки, Чэд остается в Париже. Более того, и Париж, и женщина явно идут молодому человеку на пользу.

Перед мистером Стрезером встает дилемма: возвращать Чэда домой или позволить ему жить своей жизнью? Не забывайте, что в случае провала своей поездки Стрезер лишается и благосклонности матушки Чэда. С другой стороны, Париж так захватывает Стрезера, что Вулет несколько теряет свою привлекательность. Новые знакомства, новые удовольствия (о, вполне невинные!), новая жизнь – вот чем стал Париж для Стрезера. Этим, да еще печальным открытием, что он-то, оказывается, свою молодость прозевал, а теперь вот и вся жизнь клонится к закату. Стрезером овладевает идея не позволить Чэду так же загубить свои лучшие годы, вернувшись в Вулет и погрязнув в нем. Стрезер как бы заново переживает свою молодость, купается в волнах чувств, которые вполне способны и с ног сбить. Он наслаждается лавиной человеческих взаимоотношений, их сложностью и запутанностью, отыгрываясь за всю свою спокойную, правильную, зажатую жизнь.

Все это интересно: и такое вот переосмысление своей судьбы, и отношения, и в некотором роде борьба, и стереотипы пуританского Нового Света относительно порочной Европы. Но Генри Джеймс, в свойственной ему тяжеловесной манере, умудряется из простого сюжета и по меньшей мере любопытных переживаний персонажей сотворить непролазные дебри возможных толкований. Приходится не раз и не два изрядно напрячься, чтобы постичь истинный смысл и посыл некоторых диалогов и туманных замечаний. Джеймс демонстрирует просто какую-то болезненную неспособность говорить прямо, что порою даже раздражает. При должной внимательности, усидчивости и погруженности в текст, вам, конечно, удастся вычленить сюжет и идею во всей их прямоте, но стоит ли оно того, вот в чем вопрос.

Ох, как тяжело далась мне эта книга! Джеймс определенно не мой автор. Не спорю, труд этот возможно обладает определенной прелестью, но мне она не открылась. С первых страниц было очень трудно понять, что почем, как, зачем и почему, кто. откуда и куда. Три раза, одолев треть романа, я возвращалась в начало и перечитывала, пытаясь понять, что же я упускаю. Но витееватый язык Джеймса отказывался мне поддаваться. В итоге с тяжелым чувством непонимания я закрыла "Послов", пообещав вернуться к ним позже. Сейчас это определенно не мое, к сожалению.

Очень зыбучая книга. Невозможно ни на что опереться, чтобы начать строить своё о ней представление. Чувствуешь себя под атакой, и никто тебе ничего не разъяснит, не назовёт. Целый период может быть посвящён какому-то смутному ощущению героя, но что именно за ощущение это было, тебе так и не скажут.

Самое удивительное, что, несмотря на постоянные умолчания или столь же частые излишние, сильно распространённые уточнения, все герои прекрасно понимают друг друга. Такой сеанс одновременной телепатии и чтения между строк.

Когда я читал роман, мне на ум пришёл фильм Юрцева "Изящная жизнь". Он был снят уже со звуком, и звук там очень интересно обыгрывается, даже интересней, чем в последующих звуковых фильмах, но при этом картина снята по системе немого кино. Монтаж, интертитры, ракурсы – всё в немой эстетике. И это производит шоковое впечатление: немой фильм со звуком. Вот и «Послы» производят такое же впечатление. Это вроде бы роман девятнадцатого века, но ещё один единственный шаг и это будет настоящий Джойс.

Очень большая книга. Не в том смысле, что страниц много, а в том, какой подразумевают, говоря о Большом театре.
Если б я не был слишком труслив и суров, назвал бы её великой.

Волшебная книга. Великий писатель. Поистине высокая литература. Настоящее искусство.

К сожалению, Генри Джеймс не очень популярен в России. И чтобы добыть эту книгу, которая издавалась тиражом 5000 экземпляров и стоит баснословно дорого, пришлось потрудиться. Спасибо tsunamiiscoming.

Книга читается сначала весьма нелегко. Событий никаких, всё плывет и тебе кажется зачем ты вообще за все это дело взялся. Но я отличаюсь титанической стойкостью и не люблю бросать начатое на полпути. И в данном случае, это казалось сам правильным решением. Продолжать читать.

Интенсивность повествования нарастает, как восходящий вихревой поток, сначала медленно собирающий воздух с большой поверхности земли, а затем устремляющийся ввысь. Но интенсивность эта достигается не за счет сюжета и действия. Никоим образом. Плоский и черно-белый социальный и психологический мир главного героя постепенно трансформируется в многогранную мерцающую самыми разнообразными цветовыми оттенками сферическую фигуру, напоминающую фантастический драгоценный камень. Войдя, во вкус, ты как читатель, пытаешься играть с этим камнем, поворачивая под разными углами и наблюдая за эффектом преломления цвета сквозь множество его поверхностей. Несказанное удовольствие. Фантастический талант. Ощущение, что тебе показали не субъективный мир художника, а расширили твое восприятие до границ объективной реальности. Или, может, это у Генри Джеймса такое широкое восприятие?

Сам Генри Джеймс в предисловии к роману писал, что он вырос из одного монолога, подслушанного его приятелем на одной из светских вечеринок, суть которого сводилась к тому, что надо "Жить полной жизнью, жить в настоящем моменте" (кстати, это для нас, детей современности, идея кажется заезженной до дыр, но в начале ХХ века, на заре эры модернизма, она была для многих обывателей достаточно новаторской. Не этой идеей жило общество, ещё нет), который очень поразил писателя. И в итоге, герой повествования, показывает нам, что такое жить полной жизнью, даже не имея на то достаточно объективных оснований.

Во внешнем мире не меняется ничего, но во внутреннем мире меняется всё. И я испытывала неземное блаженство, наблюдая за этой трансформацией, показанной столь мастерски вне использования классических приемов, но с помощью одних только диалогов обо всём и ни о чём и погружения в мир восприятия героя.

Волшебный язык, волшебные метафоры, волшебная мудрость и знание жизни. Великий.